крестьяне-драгуны были «неожиданно» вознаграждены: «Они обнаружили при казаках много денег, награбленных по пути от Базеля до Бефора. После завершения этого дела они поспешили похоронить тела и ретироваться, прихватив лошадей, в страхе перед новым визитом»
[301].
Другой случай подобного рода якобы произошел в Эльзасе, где получил широкую известность: «Один казак подъехал к дверям дома некоего крестьянина в пригороде Сультца. Он просил фуража для своей лошади и приказал, чтобы дочь хозяина дома его принесла. Юная жительница Эльзаса поднялась в сенной сарай и вдруг почувствовала, что казак следует за ней по пятам. Тогда она побежала к двери, откуда обычно бросают фураж лошадям в конюшне. Казак бросился за ней, но наша новая Жанна д’Арк, не удивившись, с силой оттолкнула его рукой к углублению так, что он не имел времени прийти в себя, и сбросила его в конюшню. Тогда она позвала отца и братьев, взволнованных ее криками. Отец и дети, исполненные яростью, зарезали казака прямо в лошадиных яслях, где нашли его. И что самое любопытное в этом рассказе, так это то, что отважный отец семейства отправился к мэру деревни с заявлением и повинной, так как боялся, по его словам, попасть под суд, поскольку убил казака не из огнестрельного оружия, а с помощью ножа» [302].
Такие известия из департаментов были особенно важны, когда парижская пропаганда вовсе не гарантировала подъем воинского патриотизма среди французов, подчеркивалось, что таковы «примеры поступков, которым должны подражать все французы, если где-нибудь появятся эти варвары»[303].
Дополнительным фактором, призванным военной пропагандой на помощь, служили, как и прежде, переводы из английских газет и книг, подтверждавшие некую информационную объективность парижских изданий. Именно с этой целью Journal de Paris публиковала обширные выдержки из книги английского путешественника Грина, посвященные российской повседневности и особенно кровавым и шокирующим способам казней и пыток (битью кнутом, клеймению раскаленным железом и вырыванию ноздрей), принятым в России[304].
Тем не менее военная кампания 1814 г. оказалась очень скоротечной, и потому французская пропаганда не успела сыграть заметную роль в мобилизации населения. Кроме того, к тому моменту в обществе уже наблюдалась усталость от постоянных войн, и потому все, чего удалось добиться пропаганде, – это напугать население Франции, но не поднять его на защиту Отечества. А в период оккупации союзными войсками части территории Франции местные власти даже вынуждены были опровергать распространенные в обществе представления о жестокости русских войск
