– Но тогда зачем? Он просто залез поесть?
Ни та ни другая ничего не сказали. Казалось, мать просто отказывается говорить, а вот Нинон будто искала, как бы уклониться от ответа.
– И что он все-таки натворил? – вдруг встревожившись, настойчиво спросил Гомер.
Когда Нинон посмотрела ему прямо в глаза, мальчик понял: случилось что-то чрезвычайное. Он видел, как она сжала руку старшей сестры, а та так и сидела с опущенной головой.
– Он разгромил монтажную студию твоего отца, – сказала она серьезно.
Время операции «Остановить лотофагов!» приближалось семимильными шагами. Назначенная на ближай шую субботу, она приводила Гомера в состояние такой нервозности, какой он раньше никогда не испытывал. Он места себе не находил, а труднее всего было сделать так, чтобы этого никто не заметил.
Как никогда сосредоточенный, он чувствовал, что сознание ходит кругами, а нервные клетки напряжены до предела. К счастью, Биби, свернувшаяся клубочком у него в кармане или в капюшоне свитера, всегда вселяла спокойствие одним своим присутствием. Его ободряло просто тепло ее маленького тельца. То же свойство было и у всего ею сказанного, если Гомер оказывался с ней наедине.
Мама и Нинон очень просили его помочь им в поисках Добрячка: тот, как все и опасались, исчез из загончика, не оставив никаких следов.
Два часа подряд они искали пропавшего поросенка: обшарили сад, осмотрели все вокруг имения, опросили всех соседей.
Тщетно. Свинья семьи Пим была неуловима.
Нинон, привыкшая рассуждать здраво, сделала из этого вывод, что Добрячка, несмотря на его немалый вес, утащил молодой бродяга. Между прочим, грязь и вообще весь гнусный вид парня, когда она застукала его за разграблением холодильника, наводили на мысль, что он и сам недалеко ушел от свиньи.
Но Гомер понимал: и мама, и тетя предполагают совсем другое, более правдоподобное, но при этом и более печальное. Он видел, как потемнели их лица, ко гда они обыскивали самый край сада, прямо над обрывом в море: ограда там была сломана, изъедена и временем, и йодистыми ветрами: наверняка Добрячок решил сбежать через эту дыру и рухнул вниз с высоты нескольких десятков метров. Остальное довершил высокий прилив.
– Ладно, к черту режим! Не испечь ли блинов? – воскликнула Нинон, отводя Гомера подальше от скалистого утеса.
– Прекрасная мысль! – тут же подхватила Изабель. Гомер изо всех сил старался не показывать, как ему грустно. Такого притворства вполне заслуживали усилия, которые прилагали мать и тетя, чтобы его отвлечь.
