Он отверг идею доверить ей все, что знал сам. Пусть это лучше останется тайной, тяжелой, но завораживаю щей тайной до того дня, когда он наконец сможет появиться на пороге ее кабинета вместе с отцом и скажет ей: «Мама, смотри, кого я привел!»
Да уж, это был бы самый прекрасный момент в ее жизни.
И он будет, этот самый прекрасный момент в ее жизни.
Его размышления прервал заерзавший смартфон. – Ау, Саша! Ты уже дома?
– Угу.
По мрачноватому голосу приятеля Гомер понял, что у того не всё в порядке. Он спросил:
– Проблема?
– Как думаешь, могу я сегодня переночевать у тебя? – уклонился от ответа Саша.
– Э-э-э… да, конечно, вот только спрошу у мамы, но она точно не откажет.
– Супер, спасибо, приду.
Отключившись, Гомер сразу же написал эсэмэску маме, просто ради приличия – она никогда не возражала против прихода Саша или Лилу. Их присутствие в доме все равно ничего не меняло: она во всех смыслах оставалась такой же отрешенной от всего на свете. «Ладно, но при условии, что об этом знает его отец и если вы не слишком поздно встанете», – ответила она ему две минуты спустя.
«Есть!» – написал ей Гомер и просигналил Саша: зеленый свет.
Он решил дожидаться друга на улице, присев на ступеньки у входа в дом. Слева ему был виден сад с полузаросшим розарием, а справа – царство Добрячка. Свиньи в загоне не было, и Гомер подумал, что она, наверное, в своем домике. Когда ее выпускали побегать в прошлый раз, им с Нинон пришлось долго загонять ее обратно, тащить, толкать, терпеть ее пронзительный писк и хрюканье, а вдобавок она еще и пукала, выпуская какие-то особенно зловонные газы. Ну поистине свинья свиньей… На галерах небось и то легче.
Сад окаймляла роща пробковых дубов, за которой начинался спуск к морю. Сюда доносился сильный шум прилива, сейчас высокого, буруны выбрасывали на берег крупную гальку одну за другой, иногда камешки складывались в метровый холмик высотой, бесконечно переделывая пейзаж.
Шум моря заставил его вновь подумать об отце. Гомер пытался представить, как тот переносит бортовую качку на том корабле, ведь он был всегда подвержен морской болезни. В этом воспоминании вдруг промелькнуло что-то чрезвычайно странное. Его отец жил как реальное существо в вымышленном мире? Или все оставалось поверхностным, искусственным, фиктивным? Корабль был настоящим или просто макетом, двигавшимся по сине-зеленой глубине съемочной площадки?
Он глубоко вздохнул. От таких вопросов недолго и с ума сойти. «Проще всего будет у него и спросить, когда ты его найдешь», – заключил он.
