. Обратившаяся к деятельности Е.А. Косминского Е.В. Гутнова также не обошла молчанием жесткие тиски, в которых тот работал, заставлявшие во второй половине 1940-х гг. даже такого именитого историка неоднократно «каяться», чтобы спасти сборник «Средние века» от ликвидации
[615]. Аналогичное поведение не только своего учителя Е.А. Косминского, но и других его коллег признавал А.Я. Гуревич: «Нашим учителям приходилось произносить официальные речи, противоположные их внутреннему убеждению, и они были вынуждены идти на компромисс»
[616]. Так же поступил в 1950 г. А.И. Молок, который, «отвергая обвинения в космополитизме, вместе с тем покаялся и признал “ошибки”»
[617]. Не надо забывать, что еще в 1930-х гг. именно так себя повели их предшественники. Как отметил А.Н. Сахаров, «конец 1931 – начало 1932 г. прошли в нервной обстановке проработок, покаяний, самокритики»
[618].
Касаясь трудных условий работы, выпавших в годы советской власти на долю старших коллег, С.В. Оболенская на примере поведения Б.Г. Вебера, а также многих его сверстников, констатировала печальное обстоятельство их вынужеденного лавирования. Имея на это все основания, она заключила: «Наши “старики”, лавируя, страшась, приспосабливаясь, находя лазейки для собственной совести, в трагическую эпоху нашей истории все-таки сохранили научные и этические традиции и не дали погибнуть самой науке, хотя и приходилось им “петлять’à – ведь их травили с собаками, как зайцев травят»[619].
В таких условиях А.Р. Иоаннисян сосредоточил свое внимание исключительно на другой сфере исторической науки, ничем не отличаясь от других своих советских коллег[620], а именно на истории французской коммунистической и социалистической мысли, что вызвало негативную реакцию его армянских коллег. Сразу же после завершения работы над монографией по истории коммунистических идей в годы Французской революции, 19 марта 1965 г. он писал А.З. Манфреду: «Здесь меня наши местные историки публично упрекали, что вместо того, чтобы заниматься историей армянского народа, я занимаюсь “французским социализмом”. А что говорили за глаза, и передать трудно. Так что можете представить, в какой атмосфере мне приходилось работать» [621].
В любом случае, он и во второй половине 1960-х гг. проявил желание продолжить исследование истории армянского освободительного движения, о чем свидетельствует сохранившаяся в его архиве составленная им в январе 1967 г. очень интересная записка, которая, к сожалению, неясно, кому адресована. Приведем лишь интересующую нас часть этого документа: «В предыдущие годы мной опубликовано две монографии по истории армянского освободительного движения в XVIII столетии – “Иосиф Эмин’à и “Россия и армянское освободительное движение в 80-х годах XVIII века’à [sic]. В настоящее время Академия Наук Армянской ССР ставит передо мной задачу написать, на основе этих книг, как и других материалов, одну общую монографию “Армянское освободительное движение во второй половине XVIII столетия”. Мной собраны для этой монографии все необходимые материалы армянских и русских архивов. Но чтобы написать такую монографию, необходимы также документы французских и английских архивов. В Париже мне нужно собрать необходимые материалы как в Национальном архиве, так и в Архиве Министерства иностранных дел. В Национальном архиве хранятся консульские донесения до 1793 г. В Архиве Министерства иностранных дел имеются многочисленные фонды, содержащие интересующие меня материалы. Особенно интересны в этом отношении фонды “Политической переписки’à “Персия’à и “Турция”, где кроме документов на французском языке имеются также специальные серии документов на восточных языках, в том числе и на армянском языке.
