Считая, как, впрочем, и все врачи того времени, что единственным радикальным лечением этого заболевания является скорейшая операция: отнятие ноги или, во всяком случае, иссечение пораженных мышц, он не стал беспокоить жену, а сам позвонил сыну, сказал ему о предполагаемом диагнозе, и когда тот усомнился в правильности, то он не выдержал и, сердито буркнув в трубку: «Приезжай, сам увидишь!», бросил трубку.
Совершенно случайно нам попали в руки записки Дмитрия Болеславовича Пигуты о своей поездке и о дальнейшем лечении его отца.
Я позволю себе привести некоторые выдержки из них…
«…приехав к Болеславу Павловичу 10 ноября 1920 года, я застал такую картину болезни: на тыле левой стопы, на самом подъеме была рана величиной больше ногтя большого пальца, продолговатая, покрытая черным струпом, с нешироким воспалительным пояском вокруг. На средней трети голени снаружи была другая такая же язва, кожа вокруг них темно-багрового цвета, отечная. Все язвы причиняли больному сильную боль…»
«…я нашел Болеслава Павловича похудевшим, что он объяснил плохим сном и болями. Температура субфебрильная… Он все время продолжал работать, ведя амбулаторные приемы сидя. До моего приезда язвочки смазывались йодом, а затем на них накладывались влажные карболовые повязки…»
«…по возвращении из Рябково я вновь консультировался с доктором Буткевичем, который натолкнул меня на мысль о возможности сахарного диабета. При повторной поездке я произвел исследование мочи, но сахара в ней не обнаружилось».
«… предположений о возможности гангрены пока ни у кого из консультантов не возникало…»
Решено делать компрессы из соды. Болеслав Павлович стал лежать на постели по нескольку часов в день, но от посещения амбулатории отказаться не хотел. У фельдшера, делавшего ему перевязку, так же как и у меня на пальце, медленно подживали язвы после фурункулов, и нам нетрудно было укрепиться в общем заблуждении об аналогичном характере ран и у Болеслава Павловича. Тем более что Буткевич делал несколько докладов, объяснявших, почему у населения в последние годы стали плохо заживать гнойные раны и язвы. Он объяснял это плохим питанием и психическими потрясениями. Сам больной был уверен в правильности своего диагноза и не раз повторял фельдшеру, перевязывавшему его, что у него «гангрена» и что ногу нужно отнимать. Однако наши успокаивающие слова несколько приободрили его, он и сам замечал, что у наблюдавшихся им больных раны заживают плохо.
