Нина послушно подошла к дяде Мите и довольно смело чмокнула его в щеку. Затем она более робко направилась к Боре, тот в свою очередь слез с табуретки, на которой сидел, опустился на корточки и, взяв в свои огрубевшие от работы на улице руки ее маленькие худенькие пальчики, заглянул ей в лицо. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, затем Нина вдруг выдернула свои ручонки из Бориных лап и, обхватив его за шею, прижалась к его лицу губами и запищала:
«Мой Боря, мой!» – из глаз ее при этом потекли слезы. Боря, взволнованный неожиданной лаской сестры, растерявшийся, торопливо стирал ладонью слезы, текущие по ее щечкам, целовал ее, затем взял на руки и снова сел на табуретку. Несмотря на упреки Анны Петровны, в течение всего завтрака Нина так и не сходила с Бориных колен.
Когда они подсели к столу, на нем уже стояли чашки с горячим морковным чаем, в стеклянной вазочке возвышались насыпанные леденцы и на старенькой выщербленной тарелке лежало несколько кружков колбасы. Кроме того, перед каждым стояли такие же старые тарелочки, на которых лежало по две небольшие лепешки странного темно-серого цвета. Это были те самые лепешки, которые только что пекла хозяйка. Вид их и особенно запах подгорелого рыбьего жира были далеко не из приятных, но Анна Петровна так усиленно потчевала гостей своим изделием, что отказаться было просто невежливо. Тем более что она сама и Нина ели их с видимым удовольствием. Нина, сидевшая на коленях у Бори, ела лепешки, колбасу, запивала все это горячим чаем и откусывала беленькими, острыми зубками кусочки леденца, несколько штук которых Боря заботливо положил перед ней, с таким аппетитом, что сразу виделось, как редко ей удается досыта поесть. Одну из своих лепешек Боря переложил на Нинину тарелку, а от другой откусил небольшой кусок, разжевал его и с большим трудом проглотил. Более невкусной и даже противной еды ему есть не приходилось. Он невольно подумал:
– Лучше бы она просто так картошку сварила, поели бы с солью, и хорошо. А то намешала толкушку с мякиной и кожурой, да еще на этом проклятом рыбьем жире все нажарила!
Видно, и дядя Митя от лепешек был не в восторге, так как, отковырнув от нее маленький кусочек, больше есть не стал.
И вдруг Боря нащупал у себя в кармане овсяный колобок. В субботу утром перед уходом на дежурство Анна Николаевна напекла их целую миску, и Боря, как всегда, «на всякий случай» один стащил, да так и забыл его в кармане. Теперь этот колобок жёг ему ногу, но достать его при дяде Мите ему было совестно.
