Анна Петровна сняла с керосинки свою вонючую сковороду и поставила большой старый эмалированный чайник.
– Дмитрий Болеславович, да что же вы стоите-то, садитесь вот сюда к столу, – и она показала на угол широкой лавки, над которой висело несколько больших икон в металлических оправах.
– Да и ты, Боря, садись! Сейчас завтракать будем, а Нинка пускай себе на печке сидит.
И старушка стала убирать разложенные на столе продукты в большой старинный буфет, стоявший у одной из стен кухни. При виде этого сердце девчушки не выдержало, она с ловкостью белки соскочила с печки, подбежала к столу и жалобно умоляющим тоном произнесла:
– Бабушка, не убирай! Будем кушать. Я сейчас умоюсь!
Она, стремительно подскочив к умывальнику (медному старинному рукомойнику), висевшему около двери, ополоснула лицо и ручонки и, обтерев все это толстым суровым льняным полотенцем, сунула босые ножки в какие-то огромные, очевидно, бабушкины, шлепанцы, зашлепала в них к столу.
Одета девочка была в какое-то длинное бесформенное платье, доходившее ей до пят. Это бумазейное платье, еще довольно новое, было сшито неумелыми руками с расчетом на вырост. Кроме того, очевидно, девочка и спала в нем, так что выглядело оно далеко не презентабельно.
Боря знал, что его сестре исполнилось уже пять лет, но на вид ей едва ли можно было дать три, так она была худа и мала.
И хотя в глубине души ему было и стыдно, но никаких родственных чувств он к ней не испытывал. Ему было жаль эту, видимо, вечно голодную девочку – чувство голода ему и самому хорошо было знакомо. Ему было жаль ее и потому, что она так бедно и небрежно одета, что ее не очень-то баловали и ласкали. Не так, как Костю, невольно сравнил он. Глядя на Нину, он думал: почему на свете всё так несправедливо. У одних детей есть родители, есть не только самое необходимое, но и чуть ли и не все, что они пожелают, а у других…
Он вспомнил, как живут Ванда и Юра Стасевичи, Володя Армаш, Юзик Ромашкович, Костя, Афанасьевы, да и многие другие, и сравнил их жизнь со своей, и в особенности с жизнью вот этой маленькой быстроглазой девочки. И от жалости к ней у него на глаза набежали слезы. Чтобы скрыть их, он отвернулся к окну и украдкой смахнул их кулаком.
В этот момент Анна Петровна приказала:
– Нина, что же это ты? Подойди, поздоровайся с дядей Митей, поблагодари его за подарки. Да и с Борей поздоровайся, ведь когда ты была совсем маленькой, он с тобой нянчился и даже тебя мне отдавать не хотел… Боря, а ты что дичишься, приласкай сестренку!
