Во время этого монолога перед Борей невольно возникли неприятные воспоминания о пребывании «костромской бабушки» в Берёзовце и возобновились неприязненные чувства к ней. Она же повернулась к печке, с которой свешивалась черненькая стриженая головенка, и крикнула, обращаясь к ней:
– Нинка, вставай скорее, видишь, кто приехал-то! Дядя Митя! И Борю с собой привез!.. Вставай, бесстыдница… Что брат-то о тебе подумает? Лежебока, скажет, у меня сестра, чуть не до полудня спит. Вставай скорее, беги умываться. Будем чай пить с лепёшками, видишь, я напекла…
Пока Анна Петровна говорила, дядя Митя снял рюкзак и, развязав его, выгружал на стол содержимое. Боря увидел, что в мешке не было никаких охотничьих припасов, а были совсем другие предметы: кулек с сахаром, небольшой кусок колбасы, каравай ржаного хлеба (его уже начали продавать на Кинешемском базаре), бутылка постного масла и даже маленький пакетик с леденцами, или, как их называли в Кинешме, с «ландрином». Кроме продуктов, в мешке оказался кусок какой-то материи и пара маленьких валенок.
– Вот, Анна Петровна, пожалуйста, возьмите, больше пока ничего дать не могу, позже еще денег пришлю…
– Да что вы, Дмитрий Болеславович, – сказала, вытирая слезы, старушка, – и так ведь от себя последнее отрываете, разве я не понимаю. Уж не знаю как вас и благодарить-то… Пропали бы мы с Нинкой без вас… Поверите, картошки и той купить не на что. Вот доедаем последнюю: уж с кожурой едим, чтобы на дольше хватило. А жарим на рыбьем жире, еще немного осталось. Вначале Нинка было нос вертела, а потом ничего, привыкла…
Только тут Боря понял, что это за странный и неприятный запах господствовал в помещении – это был запах пережаренного рыбьего жира. Однако, по-видимому, ни хозяйку, ни ее маленькую воспитанницу этот запах, а вернее «вонь», не беспокоил.
А круглая меленькая головка, принадлежавшая Нине, то высовывалась и свешивалась с печки так, что казалось, ее владелица вот-вот свалится, то, заметив на себе взгляд Бори, вдруг исчезала где-то в глубине темного пространства, образуемого широкой «спиной» русской печи и низким потолком кухни. Очевидно, девочка боролась со смущением, охватившим ее при виде новых людей и, конечно при виде этого здорового мальчишки, которого почему-то называют ее братом, и желанием попробовать замечательные лакомства, лежавшие на столе, бывшие для нее невиданной роскошью. Борю она, конечно, не могла узнать и вспомнить. Когда они расстались, ей было немногим больше года, а затем о нем в семье Мирновых почти не говорили. И только недавно, когда Анна Петровна получила письмо от дяди Мити, сообщавшего о прибытии к нему племянника, Нине рассказали про ее старшего брата, тогда же бабушка рассказала и о подарках, присылаемых Марией Александровной Пигутой. Конечно, девочка мало что поняла из этих довольно-таки путаных рассказов, она была еще слишком мала…
