Нам очень недостает Бори, его живости и жизнерадостности; Юра очень уж серьезен. Жду с большим нетерпением письма от Вас; как Вы его нашли, что он у Вас делает, как себя ведет. Так долго нет писем от Вас.
Мы живем по-старому, понемногу ликвидируем хозяйство. Сестра уже в Польше, и надеюсь, что скоро и мы будем там.
М.М. сама Вам собирается писать; Л.Б. давно не видела, но тоже, кажется, перемен нет.
Пока всего хорошего, привет Вам и Анне Николаевне. Уважающая Вас Я.Стасевич, 19 4/Х 21 г.»
Когда это письмо пришло в Кинешму, в положении Бори произошли значительные перемены.
Во-первых, Костя так к нему привязался, что без него не хотел оставаться ни на одну минуту, а так как в этом доме многое подчинялось Костиным желаниям и капризам, то Боря превратился в настоящую няньку. И надо отдать ему справедливость – с этой обязанностью он справлялся умело. Мало того, он притом умудрялся выполнять много черной домашней работы, а Костя терпеливо сидел рядом, смотрел, как брат работает, и даже пытался помогать ему, лишь бы потом Боря с ним поиграл или почитал ему.
Нечего и говорить, что это привлекло к мальчику симпатии всех членов семьи Пигуты, и что, пожалуй, было самым важным, прежде всего симпатии Анны Николаевны.
Видя, что в лице Бориса она приобрела не только нового нахлебника, но толкового и расторопного помощника, в некоторых делах просто незаменимого, она, как только Дмитрий Болеславович попытался возобновить разговор о детдоме, гневно сказала:
– Ты совсем ничего не соображаешь, Дмитрий! Борис живет у нас больше двух недель, все знакомые это уже знают. Многие видели его, он всем понравился, Костя от него без ума, и вдруг мы его отдадим в приют… Что о нас скажут? Ты об этом подумал? Нет уж, пусть пока живет у нас, а там видно будет… Может быть, еще и отец его отыщется. В глубине души Дмитрий Болеславович сам думал также и был рад такому категорическому заявлению жены. Больше разговоры об отдаче племянника в детдом в семье Пигуты не возобновлялись.
Во-вторых, Анна Николаевна через своих знакомых Степановых узнала, что Бориса можно устроить во вновь открывающуюся школу второй ступени в здании бывшего реального училища. Во время войны оно занималось лазаретом, теперь освободилось и передано Наробразу.
Однако для поступления в любой класс этой экспериментальной школы требовалось сдать вступительные экзамены, причем в основу их закладывались требования, предъявлявшиеся ранее к ученикам соответствующего класса гимназии, конечно, по тем предметам, которые оставались в программе советской школы.
