– Вместе с Борисом принесите раскладную кровать из чулана, поставьте ее в кабинете Дмитрия Болеславовича за этажеркой с книгами. Сундук с рожью выдвинете к середине стены.
– У тебя есть постель? – обратилась она к Боре?
– Есть подушка и одеяло.
– Вот и хорошо. Настя, достань из комода наволочку и простыню. Из чулана принеси соломенный тюфяк. Мне пора идти на дежурство в госпиталь, а Дмитрия Болеславовича все еще нет. Когда он придет, покорми его как следует, да чаю с медом дать не позабудь. Ну, до завтра, хозяйничайте!
Через полчаса постель для мальчика была устроена, и укромный уголок за длинной этажеркой в кабинете дяди Мити превратился как бы в небольшую отдельную комнатку.
Боря так устал от дороги, от массы новых впечатлений и переживаний, которые произошли с ним в этот надолго запомнившийся ему день, от той многочисленной работы, которую он переделал, и от постоянного напряжения при общении с Костей, что как только его постель была готова, он поспешил в нее лечь. И стоило его голове прикоснуться к подушке, как он немедленно крепко уснул.
Он не слышал, когда пришел с работы дядя Митя, не слышал взволнованного рассказа Насти о том, как неожиданно появился Борис, как он много сделал по хозяйству, как подружился с Костей и как Анна Николаевна хорошо отнеслась к приехавшему и даже дала ему стакан молока.
А дядя Митя, поужинав и прочитав распечатанное письмо Янины Владимировны, лежавшее у него на столе, долго ходил по кабинету, курил и, поглядывая на спящего мальчишку, озабочено решал его судьбу.
Он думал:
– Что же теперь делать с этим несчастным ребенком? Стасевичи прислали его насовсем. Об отце его нет ни слуху, ни духу, скорее всего, он, как и тысячи солдат и офицеров, погиб где-нибудь в огне Гражданской войны. Даже неизвестно, на чьей стороне он сражался. Отчим Бори умер еще в 1919 году, и теперь близких родственников у этого мальчика нет, кроме него и сестры Лёли. Ну, Лёля не в счет, – рассуждал он, – она сама нуждается в постоянной помощи, у неё растет дочь. Дай ей бог хоть свою-то как-нибудь вырастить. Значит, теперь остается только он… Если бы речь шла только о его мнении, то он не задумался бы ни на минуту. Пусть бы Боря жил у него как сын. Было бы вместо одного два сына. Но Нюта?! Она ведь с такой ненавистью говорит о моей родне… Если она и согласится оставить мальчика у себя, не превратится ли его жизнь в сплошную пытку и каторгу. Не будет ли она вымещать всю годами скопившуюся ненависть к его родственникам на этом ни в чем не повинном ребенке?…
