Боря сунул руку в карман, достал довольно помятый конверт с письмом Янины Владимировны Стасевич и прочел:
– Город Кинешма, 2-я Напольная улица, дом Кузовкина, 2-й этаж, Д.Б. Пигута.
– А, так это, наверно, вон тот угловой дом и есть, тут только один такой, двухэтажный-то… – и парень показал рукой на серый двухэтажный дом, возвышавшийся на углу следующего перекрестка. Они направились к нему.
При виде этого дома у Бори невольно дрогнуло сердце.
«Что его ждет там? Может быть, и на порог не пустят? Тогда куда?» И он на всякий случай решил спросить парня, пока единственного его знакомого в этом городе:
– А ты где живешь?
– Я-то. Я-то внизу, в бараках с грузчиками. Сейчас осень, их там мало остается, вот нас пришлых и пускают ночевать… А вот на фабрику поступлю, тогда там в казарме койку дадут. А мне чего, много ли надо… Ну, что ж, пошли во двор, что ли… Собак-то у них нет?
Боря ничего не сказал…
А что он мог сказать, он и сам ничего не знал… Осмотревшись по сторонам, с замирающим сердцем он открыл калитку и шагнул во двор.
Там никого не было. Дворик был маленький, заросший мягкой, шелковистой, еще зеленой травкой. Слева от калитки – стена дома, прямо перед воротами, составляя заднюю сторону двора, стоял длинный приземистый серый сарай, немного не доходивший до правой стороны двора, отгороженного от соседнего высоким забором, утыканным гвоздями, торчавшими остриями вверх, из-за него выглядывали высокие фруктовые деревья, вишни и яблони, на некоторых еще кое-где желтели плоды.
Все это Борис увидел и как-то сразу машинально запечатлел в памяти. А в голове продолжала биться одна и та же тревожная мысль:
– А вдруг меня сразу выгонят или встретят такими словами, что и сам не останешься… Ведь, наверно, все же не зря говорили, что жена дяди Мити настоящая ведьма… А как стыдно-то будет, да ещё особенно если разговор при этом парне произойдет. Надо его отпустить…
Он обернулся к парню, вошедшему вместе с ним во двор.
– Ну, спасибо. Вот получи. Здесь я уж сам управлюсь.
И протянул три скомканные бумажки, давно уже зажатые в кулаке. Парень молча поставил корзинку на траву, взял деньги, бережно расправил их, аккуратно сложил в тугой комочек, достал из-за пазухи кисет и, засунув их туда, сказал:
– Спасибо. До свидания. Может, когда еще свидимся. Меня Мишкой Скворцом звать, коли будешь около бараков у Волги, заходи…
И он дружески протянул свою большую руку, которую мальчик торопливо пожал. До сих пор вот так по-товарищески как-то никто из взрослых руки ему не подавал, и этим рукопожатием он был немного смущен и обрадован в одно и то же время. В нем как бы признавали взрослого. И как ни странно, это рукопожатие придало ему какую-то бодрость, смелость, что ли, какую-то уверенность в себе.
