Кроме того, вокруг стоял неимоверный шум и грохот, от которого у мальчика с непривычки просто кружилась голова и делалось темно в глазах. Почти рядом с тротуаром со звоном и грохотом проезжали трамваи, телеги с различными грузами, вереницы извозчичьих экипажей, а иногда с оглушительным треском и зловонным дымом откуда-то вдруг выскакивал автомобиль, издававший громкий резкий звук рожком, укрепленным сбоку от сиденья шофера.
А Околов, не замечая состояния мальчика, продолжал шагать вперед, и последний, боясь потеряться в этой толпе взрослых людей и огромного количества оборванных мальчишек, несмотря на страшную усталость, обливаясь потом, почти бежал за ним. Путь этот, бывший не таким уж и длинным, ведь нужно было всего только обойти площадь – вокзалы находятся один против другого, для Бори показался неимоверно трудным. И вот когда он думал, что уже больше не сможет ступить ни шагу и сейчас на этом проклятом тротуаре упадет, они наконец вошли в здание Ярославского вокзала. Борин провожатый нашел свободный уголок, усадил мальчика на его корзину и, наказав не вставать с нее ни в коем случае, отправился выяснять насчет билета.
Боря вытер рукавом пот, струившийся по его лицу, и, отдышавшись, осмотрелся кругом. Собственно, видно ему было немного. Он видел высоченный стеклянный закопченный потолок и множество спин и ног людей, закрывавших все остальное. Очень многие из окружавших его стояли, сидели на своих узлах, мешках и корзинках, а еще больше лежали возле них прямо на грязном, заплеванном и забросанном окурками полу.
Кое-кто имел деревянные сундучки, запертые висячими замками. Это были большей частью солдаты, одетые в старые рваные шинели и такие же папахи.
Многие курили какой-то удивительно крепкий и вонючий табак. Сизый дым клубами плавал в воздухе, медленно уходя к потолку, стремясь выйти в разбитые стекла на улицу.
Весь этот народ непрерывно говорил, иногда спорил, ругался, употребляя как будто бы без всякой причины самые отборные нецензурные ругательства. Маленькие дети, которых было немало, или плакали, размазывая по грязным, давно не мытым личикам слёзы и содержимое носа, или, не обращая внимания на весь шум и гам, блаженно спали.
Кое-кто из сидящих около Бори ел немудреную дорожную снедь, и глядя на них, он вспомнил, что за сегодняшний день еще ничего не ел, дa ему и нечего было поесть. То, что ему дали на дорогу у Стасевичей, съедено еще по дороге в Торбеево. Перед посадкой на поезд Петр Васильевич покормил мальчика из своих скудных запасов, а по приезде в Москву он не ел ничего.
