Конечно, Борис обрадовался этому письму, он увидел, что его новая мама, а он считал её настоящей мамой, относится к нему гораздо терпимее, чем отец, и что с её стороны он всегда встретит и поддержку, и ласку. Но, конечно, ни о каком выходе из отряда он даже и не подумал. Он, однако, написал матери, что по приказанию командира он должен будет выехать с той квартиры, в которой продолжал жить, после отъезда семьи во Владивосток. Все, кто стал членами этого отряда, должны были сменить свои квартиры, для чего это нужно, никто не знал, но приказ выполнили. Борис, Жорка и присоединившийся к ним Гришка Герасимов, оставивший свою избу-читальню, где он получал всего 18 рублей в месяц, решили поселиться вместе. Они нашли в одной из заброшенных казарм более или менее пригодную для жилья комнату, поставили в ней три солдатские кровати и там и поселились.
А вскоре началась их трудная боевая жизнь. Почти всё время они проводили в путешествиях по сопкам, гоняясь за неуловимыми бандитами, которые после нескольких выстрелов с той и другой стороны быстро скрывались в непроходимой тайге во множестве распадков и сопок, которыми так богато Приморье и Шкотовский район. Очень часто такие стычки кончались безрезультатно. И лишь иногда, когда с хунхузами были и настоящие белобандиты, те продолжали вести бой, даже тогда, когда основная часть хунхузского отряда была уже далеко. В таких боях, как правило, бывали потери. Правда, в основном со стороны бандитов, бойцы отряда пока получали лишь незначительные ранения.
Первое время отряд из Шкотова выходил сразу при получении известия о появлении хунхузов в том или ином месте района, но потом руководящие работники ГПУ и командир отряда Жак поняли, что так направление выступления отряда известно чуть ли не всем жителям села, а больше половины их составляли китайцы и корейцы. Очевидно, что это направление становится известно хунхузам раньше, чем отряд успеет прибыть на место, и этот порядок отменили.
Отряд стал уходить из Шкотова тайно, причем иногда нарочно распространялся слух о том, что он отправился в одном направлении, а на самом деле он шел совсем в другую сторону. Это скоро дало положительные результаты: отряд стал чаще настигать бандитов и навязывать им бой. Такой бой, как правило, приносил хоть частичную, но удачу.
Коммуна, как ребята назвали свое новое жилище, имела самые примитивные удобства: у каждого была солдатская койка с соломенным матрацем и такой же подушкой, укрытая солдатским одеялом, и тумбочка, принесенная тоже из какой-то казармы, колченогий стол, небольшая керосиновая лампа, три эмалированных кружки, такие же три тарелки и предмет их гордости – плетеная из рисовой соломы хлебница, попавшая к ним неизвестно каким образом. Разумеется, там же находилось и их личное имущество. Борисова корзинка, путешествующая с ним еще с Николо-Березовца, с его зачитанными до дыр любимыми книгами: «Принц и Нищий», «Новый швейцарский Робинзон», учебниками, альбомом с марками и кое-каким немудрёным бельишком. Жорин шикарный фибровый чемодан, в котором хранились запасные брюки клёш, старый бушлат, тельняшка и почему-то один том свода законов Российской Империи. Самым богатым был Гришка Герасимов: в его солдатском сундучке лежал совсем новый костюм, состоявший из черной суконной гимнастерки и таких же галифе, и почти новые хромовые сапоги. Из литературы, кроме устава РКСМ и «Азбуки Коммунизма» Бухарина, не было ничего.
