Скоро все улеглись. Женя уснул, едва положил голову на подушку, Анна Николаевна долго ворочалась на своей узенькой кровати, скрипя пружинами сетки. А Борис и Катя, находясь под впечатлением от рассказанного матерью (Борис все-таки привык в Анне Николаевне видеть мать), тихонько перешептывались.
– И как только она, бедная, все это могла вынести. Сколько же ей надо было иметь сил и мужества – шепнул он, а, помолчав, добавил:
– А все-таки хорошо, что я не поехал на Дальний Восток на предлагаемую мне должность: вряд ли бы я уцелел. Там, видимо, черт знает, что творится.
– Почему только там? А здесь, вон у нас в «Круглике» тоже кое-кого из профессоров еще в 1936 году взяли, да и в Адыгейском облисполкоме почти все руководство посадили, сам же ты рассказывал.
– Да, но ведь это было в период «ежовщины». А потом Ежов сам за это поплатился. Как сообщали, за эти перегибы его самого расстреляли. Теперь ведь другой нарком – Берия. Говорили, что он друг самого Сталина. Как же теперь-то все это происходит? – недоумевал Борис. Неужели все эти несправедливости, а он считал, что в деле с Борисом, как и в деле с Сердеевым, были допущены явные несправедливости, неизвестные Сталину. Если бы он о них знал, он бы их, конечно, не допустил.
Так рассуждал Борис Алешкин в 1938 году, так, между прочим, рассуждали почти все его сверстники.
Ведь это было поколение, которому довелось жить, активно работать и воспитываться в тот период, когда правильную генеральную линию партии после смерти В. И. Ленина олицетворял И. В. Сталин. Он в своих речах, докладах и статьях разоблачал предательскую роль Троцкого, Зиновьева и других оппортунистов. Он руководил социалистически строительством в стране. Он вскрывал и показывал всему народу ошибки отдельных партийных работников в целом ряде вопросов. Так как же он мог допустить такие несправедливые аресты? Как он мог допустить содержание в тюрьме старых коммунистов? Нет, он этого сделать не мог. Это делали какие-то карьеристы, примазавшиеся к партии. Ему, Сталину, было ничего не известно об этом.
Так думал Борис.
Мы теперь, пользуясь правом авторов, живущих через много лет после смерти Сталина, знающих и об его ошибках, и о культе личности, и о той предательской роли, которую играл по отношению к партии коммунистов Берия, мы понимаем, что дело обстояло не так просто. И на примере Бориса-младшего мы видим проявление этого культа личности в самом неприглядном виде.
