— Что?! Вы поверили словам этого подонка?! — возопил я, метнув полный ярости взгляд на отпрянувшего к двери Вагнера. — Ваш крысёныш Вольфганг кричал, что я убил его дядюшку-разбойника «ударом в сердце», хотя умер он от кинжала, прилетевшего этому Шульцу в то место которым тот размножался. Если, конечно, не врал про старшего сына управляющего имением. Что это за свидетель?
Писарь перестал скрипеть пером, вкинул голову и с опаской поглядел на дознавателя. Тот же побагровел лицом и шеей, ноздри его раздулись, и пальцы сжались в увесистый кулак. Однако сказать он ничего не успел, его опередил монах.
— Симон де Лонэ, я бы на вашем месте не упорствовал. Признание облегчит вашу дальнейшую участь.
— Да? — язвительно усмехнулся я. — И насколько же облегчит?
— Сожжение на костре мы заменим повешением. Конечно, вы, как рыцарь должны мечтать о смерти в бою или как минимум на плахе, но слишком уж тяжела совокупность ваших грехов. Однако, повторяю, если отречётесь от Отца лжи и примете веру Господа нашего Иисуса Христа, то ваша смерть будет менее мучительной.
— Да уж, лучше минуту подёргаться в петле, чем десять минут орать от боли, когда тебя медленно поджаривают, — подал голос толстяк. — Уж можете мне поверить, я видел не раз и то, и другое, так что знаю, о чём говорю.
Он даже вроде как подобрел, этот артист художественной самодеятельности славного города Саарбрюккена. Мол, видишь, я тоже на твоей стороне, и ты уж, сделай милость, пойди нам навстречу. Вот только у меня не было ни малейшего желания делать этот шаг. С какой стати я должен признаваться в том, чего не совершал? Да, такие ситуации были мне знакомы не понаслышке, в нашем ведомстве, особенно в «святые 90-е», когда я делал первые шаги на «оперной» стезе, такое даже было в порядке вещей. Нужно поднять раскрываемость? Да не вопрос! Попрессуем вон того голубчика, как миленький даст признательные показания, что это он убил несчастную старушку и вынес из её квартиры старинный фарфоровый сервиз. Всё равно железного алиби у него нет, а нам галочка с премиальными.
Но я решил драться до последнего. Конечно, приятного мало, когда тебя поджаривают. Если бы знать, что после смерти я всё же вернусь в своё тело, человека XXI века, то вроде как умирать и не страшно. Хотя я сильно сомневаюсь, что после выстрела в упор мой организм под всякими капельницами и ИВЛ ещё как-то функционирует. Но один хрен, боль-то я буду испытывать неимоверную. Помню, в детстве кипятком ногу обварил, так орал так, что у самого чуть барабанные перепонки не полопались. Всё обошлось тогда волдырём, потом на месте ожога кожа слезла и новенькая, розовая образовалась. А здесь тебя будут реально коптить на открытом огне…. Бр-р-р-р!
