Его маленькие глазки смотрели на меня, как смотрит естествоиспытатель на букашку.
На столе перед ним были разложены наши с Роландом кошели, подаренный мне Людовиком перстень, тубус с папской буллой, медальон — подарок Беатрис, баночки с мазями и мешочки с развязанными тесёмками, в которых находились измельчённые травы, берестяная бутыль-горлатка со спиртом — я не успел ещё использовать его для настоек. С краю стола лежал извлечённый из ножен нож, тот самый, которым я ткнул в пах незадачливого грабителя.
Баварец вышел. Никто сесть мне не предлагал, тем более что здесь имелся лишь один свободный стул, который, надо думать, предназначался монаху. Ладно, мы люди не гордые, постоим. Минула, наверное, минута, прежде чем тонким голосом кастрата толстяк спросил на неплохом французском:
— Симон де Лонэ — это ваше настоящее имя?
— Видит Бог — да! — решил я сразу добавить патетики.
Писарь заскрипел пером, а ландфогт продолжил допрос:
— Как звать вашего товарища?
— Роланд дю Шатле.
— Откуда вы родом?
— Из графства Овернь.
— Сколько вам лет?
— Нам с Роландом по 18 лет.
— Почему решили отправиться в Святую землю?
— Это было решение наших родителей, которые обязаны за свои феоды выставлять по одному воину в случае военных действий, если в них принимает участие наш сюзерен.
Толстяк, взваливший на себя функции следователя, бросил косой взгляд на писаря, который усердно выводил латинские буквы, складывающиеся в слова на… Отсюда мне не было видно, на французском или немецком, но особой роли это сейчас не играло.
— Как вы познакомились с Вольфгангом Вагнером и его дядей Гюнтером Шульцем?
— Они прибились к нам с Роландом в дороге, между аббатством цистерцианцев и Саарбрюккеном.
— И, увидев на пальце Шульца этот перстень, вы решили ночью напасть на него с племянником? — скорее с утвердительной, нежели с вопросительной интонацией произнёс дознаватель.
— Видите ли, господин Трулль, я уже говорил стражникам и вам повторю, что этот перстень мне лично подарил король Франции Людовик VII.
Толстяк устало вздохнул, брови его страдальчески приподнялись. Он пожевал пухлыми губами:
— И за что же он оказал вам такую милость?
— За то, что научил его повара готовить «Салат крестоносца».
— «Салат крестоносца»?!
Трулль умудрился повернуть голову на почти отсутствующей шее в сторону всё так же стоявшего у окна и глядевшего вдаль монаха, как я решил про себя называть этого церковника. Похоже, духовник, выражаясь фигурально, имел немалый вес, потому что буквально немалым весом обладал как раз ландфогт. Не дождавшись от монаха никакой реакции, снова повернулся ко мне.
