— А как долго будут разбираться с нашим делом? — спросил я, когда дверь уже закрылась.
— Откуда ж мне знать, — хмыкнул Баварец. — Как понадобитесь — придём за вами.
Учитывая, что во рту у нас последние часов пятнадцать-шестнадцать и крошки не было, мы, не мешкая, накинулись на хлеб. И едва не обломали о засохшие корки зубы, поймав на себе сочувствующий взгляд Ганса. Тот свой кусок запросто обмакнул в воду, которой мы намеревались запить наш неказистый завтрак, и принялся его неторопливо посасывать. Мы, переглянувшись с Роландом, последовали его примеру. Затолкав в себя мякиш, я всё же собрался с духом и запил его парой глотков воды. Неужели тут нигде поблизости нет нормального источника, какого-нибудь колодца? Такое ощущение, что воду зачерпнули кувшином из какой-то лужи, где квакают лягушки. Ну, если не подцепим дизентерию — сочту это чудом.
Дождавшись, когда размякший хлеб уляжется в желудке, хотя там и укладываться было особо нечему, я заставил Роланда встать и проделать комплект физических упражнений. Старик наблюдал за нашими экзерсисами с выпученными от удивления глазами. Наверное, думал, что молодые шевалье с жиру бесятся, либо рехнулись от пережитого. Но, к его чести, вопросов не задавал, принял увиденное как должное. А я уже задним числом подумал, стоит ли так вот расходовать силы? Ведь ещё неизвестно, сколько мы здесь просидим, а на таком более чем скудном пайке жирок не нагуляешь. По словам старика, в обед и вечером в рацион всё же привносится какое-то разнообразие в виде кусочка заплесневелого сыра или даже небольшого куска жилистого мяса, которое можно жевать бесконечно.
День тянулся бесконечно. Мы успели уже справить малую нужду в стоявшее у выхода деревянное ведро, потом Ганса стража заставила выносить эти самые ёмкости во двор. На то, чтобы обслужить все камеры, у него ушло минут пятнадцать. И только под вечер, когда от томительного ожидания я уже не находил себе места, меня наконец соизволили вызвать на допрос. Меня одного. Что ж, я «убил-ограбил» — мне и отдуваться. Да и знаю я, как общаться со следаками, даже если они средневековые, а то Роланд на эмоциях ляпнет что-нибудь не то.
Под конвоем надзирателей, которые предварительно стянули мне за спиной руки, я прошёл коридором, на этот раз по пути имея счастье лицезреть между прутьев двери мерзкую морду рыжего громилы. Тот, когда я проходил мимо, плотоядно облизнулся. Тьфу, мерзкий извращенец!
— Кто меня будет допрашивать? — спросил я Баварца.
