Деревия. Одиссея историка Улетова | страница 48
— Да, начальник, если уперся рогом…
Договорить не успел…
— Я тебе, гнида, сучье отродье, не «начальник», а господин старший урядник! — что есть мочи в неистовом запале пушечным ударом закатал в зубы, сшиб с ног и пошел, пошел мутузить под ребра тяжелыми коваными сапогами…
Искры из глаз, вот-вот хрустнут ребра; в ушах перезвон… на знакомый с детства мотив: «Родился я в Ростове гоп со смыком…»
*****
— Петр Андреевич, ну зачем же вы так, — ни весть оттуда предстал франтоватый — аккуратный проборчик, щеголеватые усики — не дать ни взять… господин.
— А что прикажете делать?! Упорствует!!
«Это шо еще за фраер», — подумал Васька Клыков, сглатывая кровь… а в ушах продолжало звенеть: «…ремеслом я выбрал кражу, из тюрьмы я не вылажу, и тюрьма тоскует без меня…».
*****
Васька Клыков по кличке Клык рос как степная трава…
Отца не помнил, мать с утра до ночи горбатилась на фабрике. Жили по средствам, то бишь нищенствовали, вопреки всем заверениям о неуклонном повышении народного благосостояния и прочей официальной туфте.
В «ремеслухе» стал подворовывать, попивать водочку, играть с хлопцами на интерес в буру на хазе. Вступил в СБ — «союз блатных», чтоб не мытьем так катаньем… поприличней одеться.
Ну и завертелось, пошло-поехало, от стояния на стреме и мелких делишек — к крупняку.
Сильные руки ухватили как котенка за шкирятник, подняли, усадили на табурет, обтерли холодным полотенцем лицо, сунули под нос вату с резким запахом. Привели в чувство.
*****
«Ну-с, Васенька на этот раз раскрутил ты себе по полной и грозит тебе, соколик, долгая, может быть и бессрочная каторга», — «франт» словно желая посекретничать, наклонился, чуть ли не к самому уху, дыхнув ароматом доброго коньяка.
«Затеяли игру в “доброго” и “злого” следователя», — подумал Клык.
— Петр Андреевич, попрошу, оставьте нас, — благовоспитанно буркнул «добрый» «злому».
— Ну, как знаете-с, — с тщательно скрываемым облегчением вздохнул тот. — Что ж, честь имею! — молодцевато козырнул поставленным жестом бравого служаки и удалился.
«Добрый» держал театральную паузу, изучал подопечного немигающим взглядом умных, волевых очерченных морщинками глаз. На вид ему лет сорок или около того виски подернуты сединой, на носу интеллигентные очечки типа пенсне. Сам из себя весь такой аккуратненький: безукоризненной белизны накрахмаленная до хруста сорочка, узенький черный галстук, приталенный пиджак. Остроносые щегольские ботинки блестели даже в полумраке. Был он сразу видать в своем деле мастер.