Деревия. Одиссея историка Улетова | страница 47
Глава 12. Отряд обнаружил потерю бойца
Ну не провалился же он сквозь землю, — директор института неуклюже всплеснул руками… Хоть и старался он изо всех сил казаться сдержанным и невозмутимым, предательская растерянность отчетливо читалась на ученом лице.
— Итак, давайте по порядку. Кто видел господина Улетова в последний раз?
— Осмелюсь доложить…
— Давай короче. Ты бы еще добавил Ваше превосходительство, — руководитель НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ раздраженно прервал известного своим напыщенно-идиотским красноречием сотрудника.
— Говори четко и по существу…
— В общем, Улетова видели одновременно в нескольких местах.
— Да-да… — встретив разгневанно изумленный взгляд, пробормотал краснобай. — Примерно в 18.00. Видели в разных местах…
— Что за бред несешь! Пить надо меньше!
— Осмелюсь заметить, я вовсе не пью.
— И-эх! — безнадежно рассек воздух ладонью директор. И тут, словно по сигналу, вскочили еще три научных сотрудника разных рангов. Наперебой стали они говорить то же самое: Улетова видели одновременно в нескольких местах! На миг все умолкли, лишь было слышно, как тикают старинные кабинетные часы.
Собрание застыло в «немой сцене», воспользовавшись затишьем, директор научного учреждения как опытный ведущий определил порядок:
— Итак, по очереди. Выслушаем все свидетельские показания. Затем проведем мозговой штурм…
Так, а почему я не вижу приятеля Улетова Яковцева?! Ведь ясно же было сказано: общее собрание, отложить все дела! Шутка ли, пропал человек!
Яковцев нашелся в ту же минуту… нет, не нашелся, а ворвался как вихрь, уже одним своим видом добавив смятения; он был взъерошен и растрепан, глаза смотрели растеряно и нелепо…
ЧАСТЬ II. ДРЕВЛЯСКИЙ ПОЛОН
Глава I (II). Мне пел, нашептывал начальник из сыскной
-Ну что, Васятка, будем и дальше ваньку валять…
Со стены навалившейся глыбой потемневшего от времени портрета давил — выворачивал… всю подноготную не кто-нибудь, а сам господин верховный атаман Краснов. Суровый отеческий взгляд, взъерошенная бурка, иконостас орденов, цепкая кряжистая ладонь покоится на рукояти нагайки — не ровен час материализуется, отделится от массивной золоченой рамы, дабы содрать с позорящего казачий род подо… потомка семь шкур.
С противоположного конца кабинета, будто из заснеженных алеутских дебрей, пялил монарший взор «царь Алексашка», он же «мэр Нового Петербурга», он же «король Нью-Питера» и прочая, и прочая, и прочая… народная фантазия не скупилась на щедрые иногда и вовсе нецензурные «титулы».