Муж беспорочный | страница 17



, и успешно ли идет обучение отроков. Не вникать в чужие тяжбы, каждый раз принимая на себя ответственность за чью-то судьбу. Не устраивая приемов с бесконечными речами, когда нужно много пить, но нельзя хмелеть.

Невероятно, но выходило, что за семь лет своего княжения Ростислав ни разу не отдыхал больше двух дней подряд, ни здоровым, ни хворым: на войне отлеживаться некогда, перевязали — и снова в седло. А теперь…  конечно, ко всем этим обычным княжим делам вскоре предстояло вернуться и враз свернуть всю накопившуюся гору, но пока, здесь, вдали от города, среди хороших и дорогих ему людей, Ростислав просто отдыхал, не заботясь ни о чем. Спал, сколько спалось, гулял и уплетал невероятно вкусные пироги, которые каждый день пекла ключница Данька, с рыбой, с кашей, с грибами, с яблоками, с вишеньем и другой ягодой.

Кстати сказать, к Даньке князь с каждым днем проникался все большим расположением. Девушка спокойная, толковая, исполнительная, прекрасно ведет хозяйство, к тому же хороша собой. Прежде это как-то не замечалось, а вот теперь, в тесном уютном Светыньском мирке, вдруг само бросилось в глаза. Ростислав часто видел, как пробегает Данюшка по дому, сияя глазами, а то вдруг заливалась пунцовым румянцем. Красота бесхитростная, но свежая, щедрая, исконно славянская. Очи, как весеннее небо, льняная коса в руку толщиной, чуть тронутая загаром теплая кожа…  Таких женщин, кажется, много вокруг — да не таких. Такие женщины — как плодородная пашня.

Как-то Ростислав, проходя мимо поварни, ненароком услышал голоса:

— Орехи кладем?

— А он их любит?

— Любит.

— Тогда кладем.

«Он» — это, знать, он и был. А девчонки, стало быть, пекли ему пироги. Забава целыми днями теперь обреталась в Светыне, и крепко задружилась с Данькой. С чего бы приятельствовать боярышне и холопке? А с другой стороны, чего бы им не приятельствовать?

* * *

— Слышь, Данюха, а ты знаешь полянскую[37] песню? Вот эту:

   Шла Любаша по сел, по селу,[38]
   На ней платье все в шелку, все в шелку.
   — Стало платье-то блестети, блестети,
   А дуброва-то горети, горети.
   — Только почему это она полянская? Это наша.
   — А вот и нет! Мне Некрас сказал.
   — А он откуда знает?
   — А ему тоже кто-то сказал. Иначе откуда бы ему знать?
   Ой, вы, парни, воду носите,
   Да дуброву гасите, гасите!
   Стали парни воду ситом носити,
   Не смогли дуброву гасити, гасити.
   Ой, вы, девки, воду носите,
   Да дуброву гасите, гасите!
   Стали девки воду в ведрах носити,