Да смогли дуброву гасити, гасити.
Сколько в сите воды есть, воды есть,
Столько… ой!
Заметив слушающего их князя, Данька зарделась и принялась усиленно месить тесто, а Забава, лукаво глядя ему в лицо, пропела:
Столько в парнях правды есть!
Сколько в реках воды есть, воды есть,
Столько в девках правды есть.
Вот так. Данюша, оказывается, пела. Нет, не так, как щебечет беззаботный соловей. Голос ее, звучный, высокий, вьющийся, тек, сплетая узоры, играл, незаметно проникал до самого сердца, голос, то ликующий, то томный, то полный щемящей тоски. Откуда, казалось бы, восемнадцатилетней девочке, ничего, собственно, в жизни и не видевшей, знать то, о чем пела, из каких потаенных глубин души выплеснуть никогда не веданные чувства?
Вот только пела она сама для себя, за работой, и едва заметив, что кто-нибудь, разве что кроме Забавы, слушает, умолкала, не то чтобы в смущении, а будто сберегая какую-то тайну. Как-то Ростислав, любопытствуя, попросил ее спеть; не велел, как мог бы, а попросил словно невзначай. Оно, конечно, когда просит князь, не отказывают, но Ростиславу отчего-то казалось, что такая захочет — откажет и князю.
Однако Данюшка только вскинула пушистые ресницы, выплеснув небесную синь. Песня была не про любовь, не про горькую разлуку да чужую сторону; девушка пела былину о Мстиславе. Про то, как стоял он за своего князя честно и грозно, как яро блистал его меч и падали чужие стяги. Про то, как со славой ехал Мстислав в свой дом, вез шубу соболью старой своей матушке, вез двух соколов быстрых сыновьям своим, добрым молодцам, вез убор жемчужный жене своей любимой. Про то, как увидел Мстислав, что дом его стоит распахнутый, и нету в доме ни человека, ни пса. Про то, как стал Мстислав спрашивать соседей, отчего дом пуст, и не встречает сына старая матушка, и услышал в ответ, что умерла матушка, не дождавшись сына. Про то, как в другой раз спросил Мстислав, отчего дом пуст, и не встречают отца сыновья, и услышал в ответ, что сыновья его пали в неравной сече, защищая дом свой не от разбойников — от княжих слуг. Про то, как в третий раз спросил Мстислав, отчего дом пуст, и где жена его, и услышал в ответ, что увезли ее княжьи слуги, господину своему для потехи. И про то пела девушка, как поднял Мстислав к небу свой славный меч, и поклялся, что не будет ему не отдыха, ни срока, пока ходит по земле Глеб, князь Ростовский.
Так пела Даня, а Ростислав чувствовал, как сжимает горло, и подступают к глазам слезы. Потому что, хотя он отлично знал, что все было совсем не так, перед глазами его как живой, стоял Мстислав, седой Мстислав, звавший его сыном.
