— Э, — проговорил адвокат. — Э.
Тойво молчал и, не шевелясь, смотрел прямо ему в глаза.
— Так сказать, в вербальной форме, — сказал Лехти. — Думаю, Вам не особо нужны какие-то бумаги, ведь Вы сами прекрасно знаете о своей виновности. Так зачем же нам доводить до абсурда гласности и публичного слушания дело, которое, как мне сообщил мой наниматель, может решиться прямо здесь и сейчас. На данном этапе достаточно одного Вашего согласия, после чего мы оформим все протокольные формальности.
Антикайнен позвякал кандалами.
— Как я уже говорил, завтра утром я вновь намерен увидеться с Вами. Будьте благоразумны. Это Ваш единственный шанс.
Казалось, адвокату уже не терпелось выйти из этой камеры. Что-то некомфортно ему сделалось, а именно от этого ощущения он уже отвык за целый год достатка и успеха.
Он поспешно поднялся со стула и постучал в дверь.
— Итак, до завтра, — проговорил Лехти, когда вертухаи, с любопытством оглядели камеру, войдя внутрь. Они ждали опять лужи мочи и крови, расчлененные члены и сочлененные кандалы. И людоеда они тоже ждали, чтоб тот выказал себя.
Но все было тихо и без потрясений. Даже какая-то неинтересно. Вертухаи убрали оружие в кобуры.
Лехти Корхонен поспешно вышел и, когда его уже никто не мог видеть, кружевным крахмальным платочком вытер испарину на лбу. Отчего-то его бросило в пот.
— Чудовищно! — прошептал он, непонятно что имея в виду.
Адвокат не привык доверяться своим чувствам, вся его жизнь была строго прагматична. На каждое действие можно было найти вполне рациональное и законное оправдание, либо же, наоборот — не менее убедительное и законное обвинение. Все в зависимости от призового фонда. И это было правильно!
Но заключенный Антикайнен был пугающе иррационален. Он даже смотрел так, будто заглядывал в душу. А в свою душу Лехти не заглядывал уже давно. Впрочем, как и любой другой адвокат или юрист. Нет души — есть бумажка, в которой черным по белому прописан тот или иной закон. По ним и живи, черт побери! Именно за это тебе и платит государство деньгу малую.
Адвокат вышел из крепости в скверном настроении, совершил звонок с телеграфа, пытаясь обнадежить собеседника, что все, типа, контролируется, что все, типа, должно решиться положительно — как всегда — и невнятно попрощался, чувствуя всю неубедительность своих, в общем-то, пустых слов.
Турку — чистенький городок, где дома более шведские, чем в Котке, откуда он был родом. Но отчего-то хотелось попасть в привычные с детства домашние неухоженности и беспорядок. Бесцельно побродив по не вполне оживленным улицам, он обнаружил себя, входящим в заведение с вывеской: «Карху». Это его удивило. Но удивление прошло, когда навешанный над входом резной медведь подмигнул ему хитрым глазом. Правда, к тому времени Лехти пропустил внутрь своего организма пару стаканчиков местной гордой сорокаградусной — от этого и гордой — то ли понтикки, то ли водки. А потом шлифанул все это кружкой доброго пива марки пресловутого «Карху».
