Деньги | страница 51
Как ни странно, настроение сделалось лучше. Антикайнен пешком отправился в казармы, в то время, как старший научный сотрудник забрался к извозчику и отбыл в неизвестном направлении.
Питер, как и Хельсинки, оба имеют очень странную особенность. Все в камне, монументальные и серые большую часть времени в году, эти города делаются, вдруг, удивительно яркими и радостными, едва проклюнутся свежие листочки на каком-нибудь жалком деревце, освещенные теплыми лучами весеннего солнышка. Жить-то хорошо! А хорошо жить — еще лучше!
Тойво подумал: отчего бы это так, ведь и в Хельсинки, и в Питере миллион народу, у каждого свои заботы, каждый устал от бытия, каждый не может найти ответ на сокровенный вопрос? И вопрос этот вовсе не клонится в философию, что первично, что вторично, для чего мы на свет родились? Вопрос: что будет дальше — не может не страшить. А люди все равно радуются, может быть, один единственный раз в году. Весной, когда солнце, когда свежая зелень, когда понимаешь, что живешь.
Вот в этом-то и все дело, в этом-то и вся соль, в этом-то и собака порылась.
Отдельная радость отдельного человека просто напросто аккумулируется в атмосфере, насыщая пространство вокруг этой самой радостью. Радость может быть коллективным чувством, в то время, как горе — всегда индивидуально. Радость можно разделить, горе же можно только принять.
Антикайнен хотел сказать, не обращаясь ни к кому: «Черт побери! Господь нас создал для счастья — и доказательством этому может служить один-единственный день в городе Петрограде, или в городе Хельсинки.»
Конечно, не каждому дано чувство радости за близкого человека, все это может запросто заглушить другое чувство — зависти. Но радоваться природе — это святое! За это нужно выпить.
Тойво огляделся по сторонам, но не нашел подходящей рюмочной — все были какими-то мутными, не такими, в которой они только что сидели с эстонцем. Он махнул рукой и пошел к казармам.
9. Панисельга.
Как и во время памятной поездки в город Буй, Тойво и Тынис, условившись по телефону, встретились на бывшем Путиловском, ныне — Октябрьском вокзале. Вяхя с ними не встретился — он прятался за колоннами и только временами выглядывал, чтобы не отстать от экспедиции.
Он был неимоверно доволен своей ролью: курсант интернациональной школы красных командиров и тайный сотрудник. Если бы Антикайнен обозвал его «сексотом», он бы, наверно, обиделся, но до такого лестного титула в Стране Советов пока еще никто не додумался.