- Чуть было не забыл, - объяснил удивленным комитетчикам финский канадец, оправляясь.
- А это еще зачем? - спросил Борис Иванович.
- Если у вас есть враг, - снова косноязычно по-русски заговорил Тойво. - Я имею ввиду: настоящий враг. Такой, чтобы имелся выбор: либо ты — либо он. Но все равно который и после уничтожения все равно остается врагом, чтобы вы сделали на его могиле?
- Кучу бы наложил, - сразу же отозвались розовые уши.
- Ну, если враг, который не достоин никакого уважения, презираемый и после смерти — тогда, пожалуй, можно и кучу, - согласился Алексей. - Или пописать на могилку, как Вы на эту елку.
- Ну, значит, все правильно, - сказал Антикайнен и, опять повернувшись к дереву, сплюнул, проговорив. - Жаль, нет такой силы постичь всю глубину моей ненависти к тебе, Мищенко.
Алексей выразительно посмотрел на своего начальника: странный старикан, с деревом разговаривает. А Кочнов никак не отреагировал на этот взгляд. Он много чего повидал на своем веку, поэтому нисколько бы не удивился, если бы в корнях этой ели когда-нибудь мог обнаружиться истлевший человеческий скелет. Как там назвал его интурист - «Мищенко»?
Тойво вернулся в казармы после своей «отсидки», и никто не пытался смотреть на него искоса, как на красного командира, запятнавшего честь мундира — «просто так у нас не сажают»! То ли косых в то время не было, то ли дело «Револьверной оппозиции» считалось правым, как таковым. В общем, курсантско-преподавательский состав продолжал дышать ровно.
Все ссадины и синяки, полученные во время следствия от латышских чекистов, зажили, паспорт гражданина Российской Федеративной Республики лежал в нагрудном кармане, можно было жить дальше. Но дальше жить не хотелось. По крайней мере, так жить. И тут жить, в России, не говоря уже о Финляндии — вообще не моглось. Хотелось к синему морю, белому песку, чтобы рядом всегда была милая девушка Лотта.
Однако вместо милой девушки Лотты нагрянул живой и невредимый Отто Куусинен. Он пережил все покушения на себя, пережил обвинения в контрреволюции, забил на подпольную деятельность и, будучи в Питере, готовил переезд в Россию всей своей семьи.
Они встретились в маленькой кофейне на Сенной площади, долго и как-то радостно жали друг другу руки.
- Все пошло не совсем так, как должно было, - сказал Отто.
Тойво понял, что его старший товарищ имеет ввиду ужасную бойню, устроенную «Револьверной оппозицией».
