— Ведь всюду норовят на шею сесть, — злобился мужик.
Тут он оглядел парнишку. Видать, что-то хотел сказать ему или спросить, но колеса так дребезжали, что надо было говорить криком. Ехали по мощеной Приютской улице.
В такт шагам клячи парнишка начал наигрывать на ушах. По очереди нажимал ладонями то на одно, то на другое ухо. Получалась интересная музыка: в ушах егозило взад-вперед «ухи-ухи-ухи».
— А ты далеко ли? — спросил наконец мужик парнишку.
— Ухи-ухи-ухи, — твердил тот, нажимая ладонями разом на оба уха.
По кривой улице кляча вывезла телегу на гору. С горы весь город стал виден как на ладони. Затонули дома в зеленях, только собор и церкви выбивались маковками куполов.
— Заморил кобылу, — вздохнул мужик.
— Ничего, доедем помаленьку, — делово отозвался малец.
Бородач опять оглядел парнишку и опять ничего не спросил. С Вокзальной улицы выползло навстречу три грузовика. Кляча подняла уши, шарахнулась в сторону. На открытых площадках автомобилей везли раненых солдат. Лежали солдаты лицом к небу, и ступни их ног торчали как колодки.
— Ишь, готовеньких привезли, — вздохнул бородач.
— Это с эшелона, — сказал парнишка, — каждый день привозят с фронта.
Когда уже грузовики были далеко позади, кляча побежала рысью.
После линии железной дороги оборвалась каменная мостовая. Сразу замерли колеса. По левой стороне дороги шли деревянные дома. Почти над каждым домом высилась стеклянная вышка, и над каждым крыльцом висела вывеска «Фотография».
Бородач намотал вожжи на левый локоть и, вытащив кисет, стал закуривать.
— Табачком балуешься? — обернулся он к парнишке.
— Нет, не пробовал еще, — ответил малец.
Намуслив папиросу, бородач залепил ее и, положив на кремень кусочек трута, кресалом начал выбивать огонь. При этом приговаривал в такт:
Эй, сибирский царь Колчак,
Дай огня нам, чак и чак…
И, когда задымился трут, ловко приставил его к концу папиросы.
— Как пахнет трут-то, — сказал малец.
Бородач раскашлялся от табака.
— Надо бы со своим смешать… крепкий маньчжурский, — сказал сквозь кашель.
По правую руку от дороги показались казармы. Стояли они громадные, цвета моркови. На площади военного городка шли строевые занятия.
Офицеры держались обособленно, в стороне от марширующих солдат. Отчетливо выбивалась из шума команда:
— В ногу!
Враз отзычивали солдаты:
— Айть, два, три!
— В ногу! — подзадоривал командир.
— Айть, два, три! — отвечали солдаты.
— Левой! — поддавал командир.
— Айть, два, три!
Бородач мотнул носом в сторону городка:
