Годы спустя пришлось Николаю Васильевичу заниматься делом об одной беззастенчивой волоките. Крестьянские ходоки добивались в московском учреждении запасных частей для трактора. С них взяли деньги, а частей не дали. И даже не потрудились сообщить, куда же делись деньги. Началась проверка. Подумать только: вся переписка лежала в папке с надписью: «Срочные дела».
Люди, допустившие это беззаконие, никому не хотели зла. И деньги они тоже не прикарманили. Нашлись деньги — целехоньки, рубль к рублю. Но легче ли от того делу, которому они навредили, людям, намаявшимся из-за чиновного их равнодушия?
Что же, простить волокиту? Пожурить бюрократов и оставить на прежних местах? Иные товарищи были склонны к такому решению. «Стоит ли пустяками загружать наши суды?» — был и такой довод.
А Крыленко вспомнил жаркий полдень, пыльную смоленскую дорогу, тряскую телегу и синий туман над едва пробудившимся озером… И жесткие, решительные слова Ильича: «Надо тащить волокиту на гласный суд! Иначе эту болезнь мы не вылечим».
И потом, на обвинительной трибуне, вглядываясь в гудящий, как улей, зал, вспомнил Крыленко другие слова Ильича — слова, сказанные тогда же: «Меня позовите, я тоже приду: послушать да наматывать на ус».
Какая беда, что он уже не мог прийти и послушать!..
