Я открыл глаза и увидел неяркий, но все же неприятный свет, исходящий от круглого источника. Только спустя несколько мгновений я понял, что это лампа, потолочная лампа, висящая прямо надо мной.
Я огляделся.
Первое впечатление, что оставляет это место почти всегда, — шок. В город можно попасть только со стороны автовокзала, во всяком случае, я ни разу не слыхал, чтобы кто-то из… гостей, так мы себя называем, оказывался где-либо еще. Полагаю, выход находится со стороны железнодорожной станции, но, как вы сами могли убедиться, уйти не так-то просто.
Я был ошеломлен, шокирован. Знаете, вполне логичная первая реакция человека, заснувшего в своей постели, пусть и с твердым намерением покончить с собой, а проснувшегося черт знает где. Я подумал: быть может, я все еще сплю? Нет? Двинулся мозгами, оказавшись в одном из параллельных миров, о существовании которых грезил, будучи молодым ученым? Знаете, я до сих пор убежден, что в некотором смысле так оно и есть. Мы все заложники квантовой физики, что, впрочем, не является утешением поверьте.
У меня не было времени сомневаться в собственном рассудке. Я лежал прямо на жестком сиденье посреди зала ожидания, а в углу, метрах в тридцати от меня, по полу полз, на удивление резво, тот самый старик, которого вам не посчастливилось встретить. Он не видел меня, но постоянно принюхивался. Пока я лежал парализованный ужасом и просто пялился на него, он сделал несколько кругов на одном месте, каждый раз оказываясь чуть ближе ко мне, то и дело останавливаясь и нюхая воздух. Вот только и тогда, и сейчас мне казалось, что он каким-то неведомым образом не запах моего тела чуял, но, как в свое время изволил выразиться Роберт Шекли, ощущал запах мысли. А не думать ни о чем невозможно.
Когда он оказался совсем близко, я внезапно понял две вещи. Первое — я очень хотел жить. Не поймите меня неверно — я не позер. Я был уверен в правильности своего решения и действительно собирался прыгнуть. Более того, я полагаю, что именно благодаря этому решению, окончательно изъявшему меня из мира живых, я и очутился здесь, в этом поганом Лимбе. Но, оказавшись тут, я изменился. Кто знает, быть может, в последние секунды перед падением, уже находясь в воздухе, я испытал бы схожие эмоции? Всепоглощающая, мощная жажда жизни. Воспетая Джеком Лондоном первобытная страсть!
И второе. Я понял, что если не сдвинусь с места, — я — покойник. Этот старик, эта груда костей, обтянутых жирным мясом, почему-то внушал мне твердую уверенность в том, что ему ничего не стоит справиться со мной. Проглотить меня в два счета.
