— Ты знаешь, — задумчиво произнесла Алена, — мне приснился очень странный сон. Какой-то… совершенно дикий сон, я бы сказала…
— М-да? — Андрей хмыкнул и крепче сжал руль, объезжая возникшую в круге света небольшую ямку.
— Да… — она замолчала, зачем-то полезла в сумочку, потом отбросила ее в сторону и уставилась в окно, залитое чернильной тьмой. Не поворачивая головы, сказала:
— В этом сне, Андрюша, мне снилось, что я сплю и вижу сон… Про нас…
Он озадаченно посмотрел на нее.
— И что же мы? Веселимся голыми в бассейне у Степаныча?
— А что, Степаныч закончил бассейн? — безразлично спросила она, — у него же там с подрядчиком… — и, не меняя тона, продолжила: — нет, не про Степаныча. Про то, что я — это не я, а не пойми кто. Какая-то тень… — помолчав, сказала она, и Андрей-тень вздрогнул.
Словно я здесь с нами, в нашей машине на заднем сиденье. И я вижу, вот смешно, вижу тебя, точнее, твой затылок, вот так отчетливо вижу, и родинку эту твою, и раздражение под волосами, словно ты… Ты чесался там?
— Может, и чесался, не помню, — ответил Андрей. В его голосе сквозили раздражение и усталость.
— Ну… и себя вижу. Спящую, прямо рядом с тобой. Я такая некрасивая, когда сплю. Рот открыт так, будто я умерла. Помнишь, у Дали в «Дневнике одного Гения?» Когда он спал и пускал слюну? Я все смотрела на себя и думала: когда же она пустит слюну? И еще, смешной такой момент, я все пыталась почему-то почувствовать что-то к себе. Ощутить родство. И… не поверишь — вообще ничего не ощущала.
Потом, я посмотрела вбок и увидела Юрку Батьковича. Как он болтает ногой во сне, словно собачка. Я так и подумала: как песик, и мне, — она поперхнулась, и все наигранное веселье улетучилось из ее голоса, — мне стало неприятно. Понимаешь, мне был неприятен собственный сын! Вот только… я не чувствовала, что это мой сын. Признаюсь честно, я вообще не уверена, что была женщиной…
— А кем же? Степанычем? — проворчал муж.
— Да что ты пристал с этим Степанычем? Ты слушай, это такой сон, который надо рассказать. Тогда не сбудется.
Андрей замолчал. По его лицу было ясно, что он пропускает монолог жены через некий фильтр, позволяющий ему оставаться сосредоточенным и следить за ночной дорогой.
Зато Андрей-тень слушал и впитывал каждое слово.
— И вот, я сидела там сзади и пыталась вспомнить, что вы — моя семья. А я… а я — это ты! — с каким-то детским удивлением вскрикнула она. — Ну да, я это ты! Или… не совсем ты. Сам черт ногу сломит. Ты, утративший способность любить нас, вот так! Но, не потому, что ты плохой человек, а потому, что… ты… это не ты, — она хихикнула, и Андрей озабоченно посмотрел на нее.
