В голове не было ни одной мысли. Стремление вспомнить, понять, осознать происходящее улетучилось вместе с осознанием того, что его недавнего знакомца только что хладнокровно забили как скот прямо в коридоре милицейского участка. Он не испытывал ни страха, ни желания убежать, находясь в каком-то сонном ступоре. Так, должно быть, чувствует себя осужденный на смерть, только что проглотивший последний кусочек своего последнего ужина.
Услышав скрип досок под тяжелыми шагами в конце коридора, он даже не шелохнулся. Отчего-то в этот момент ему было куда интереснее наблюдать за багровым ручейком, что почти пересек границу камеры. В медленном, завораживающем движении он видел превеликую важность.
Нога, обутая в грязный черный ботинок, наступила на ручеек, расплескав его тонкими брызгами по полу. Андрей ощутил горечь, словно кто-то только что раздавил его надежду.
— Ну-ка, вставай!
Он поднял голову и наткнулся на тяжелый, пристальный взгляд Петюни. Тот был одет в грубый резиновый фартук поверх формы. В правой, свободно висящей вдоль тела руке он сжимал резиновую дубинку.
— Что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота? — почти беззлобно процедил Петюня, — начальник пришел. Пошли… до выяснения…
— А, — безучастно выдохнул Андрей, — я думал… меня отпускают… Домой…
— До этого еще не дошло, — не без сожаления парировал милиционер, — сам встанешь или помочь тебе? — он легонько ударил дубинкой по решетке.
Андрей встал — даже не задумываясь о том, хватит ли у него сил сопротивляться.
— Вот хороший мальчик! Эй, на вахте!
Сонные дежурные разом подняли головы и осоловело уставились на Петюню.
— Открывай воротца!
— А может, хватит на сегодня? — зевнул любитель кроссвордов, — весь участок кровью залит. Кто отмывать будет?
— Ты мне, сука, не дерзи, — спокойно ответил Петюня.
Дежурный махнул рукой и послушно нажал на кнопку. Щелкнул электронный замок.
— Ну-ка, профессор, иди вперед. Руки за спину, Рип ван Винкль, твою мать.
Отстраненно предчувствуя скорую гибель, Андрей все же удивился тому, что садист из пригорода знаком с творчеством Вашингтона Ирвинга. Ассоциация с голландским охотником, заснувшим на гномьей полянке и проспавшим всю жизнь, показалась ему как нельзя более уместной. Подобно герою одноименного рассказа он заснул и проспал всю свою жизнь, очутившись в странном, безумном мире. Стоило ли сражаться за осколки прошлого, если он не может вспомнить даже собственное лицо?
Он спокойно пошел вперед, не притормозив даже тогда, когда под ногами хлюпнуло что-то мокрое и, опустив голову, он увидел, что ненароком попал в лужу жирной застывающей крови.
