Не знаю, сколько мы так просидели. На площадке кемпинга мы по-прежнему были одни, и это заставляло меня нервничать.
– Давайте я неотложку вызову, – предложила я.
– С ума сошли, что ли? – Гельмут замотал головой.
То, что ему опять хватало воздуха, чтобы на меня рыкнуть, было хорошим знаком. Я встала, собрала Лутц, которая вновь оказалась в центре внимания Джуди. Обернувшись, я увидела, что Гельмут уже активничает. Он как раз усаживался на свой стул, а я заняла за столом место напротив него. На булочки попали капли крови, хлеб как будто остался чистым, но я не была уверена. Есть все равно уже не хотелось.
Мы просидели так около часа, пока Гельмут не вынул трубку из носа и выключил кислородный аппарат, а я просто держала Лутц на руках и гладила Джуди.
– Кофе уже холодный, – сказал он тихо.
Голос звучал хрипло и с напряжением. «Кофе холодный, а боль еще жжет», – подумала я.
– Теперь скажете уже наконец, что с вами?
– Это…
– Да-да, знаю: ничего… Поэтому вы и кашляете кровью и возите с собой кислородный аппарат. Естественно.
– … Я, вообще-то, хотел сказать: это рак легких.
Я гладила Лутц, сидящую у меня на коленях. Меня как обухом по голове ударили. Никто не говорил ни слова.
– Что говорят врачи? – спросила я наконец.
– А, да что они скажут?
Гельмут отмахнулся и налил себе холодного кофе, предварительно вытерев кружку полотенцем от следов крови.
– Извините: везде кровь. Неприятность такая, – он смотрел на забрызганный стол.
– Что врачи говорят, я спросила.
– А вот не надо тут с требованиями выступать, мы знакомы-то меньше недели.
– Скажете, когда вам надоест увиливать от ответа.
Гельмут пил кофе, он взял мою кружку и тоже вытер ее, хотя на нее ничего не попало, налил наполовину кофе, а потом молоко.
– Я скоро умру, понятно же. Поэтому я и торопился сделать все быстрее: ну, выкопать урну и так далее. Я не мог ждать. Я же не могу уйти, не выполнив обещания.
– Обещание привезти Хельгу в горы после смерти?
– Да нет. Не совсем. Я же ей обещал, что мы в горы поедем. Ну, до ее смерти. А потом… – он замолчал и стал водить узловатым пальцем по краю своей чашки, – …потом она взяла и умерла, не дождавшись! – крикнул он, негодуя. – Я незадолго до этого купил трейлер, – рассказывал он дальше. – Я для этого газеты развозил, на мотороллере. Знаете, как на таком ездить? Потом все кости болят. Но наши сбережения в банке мы не могли снять. Долгосрочный вклад, мы для детей сделали. У меня на счете было всего около четырех тысяч евро. Но я хотел хороший трейлер, со всеми удобствами. Я не хотел везти Хельгу в горы на рухляди какой-то. Такой трейлер девять тысяч стоил. Поэтому мне подрабатывать надо было дополнительно к пенсии. Иначе не хватило бы, – он наморщил лоб и глотнул кофе. – Каждое утро я вставал в четыре утра и развозил газеты, почти целый год. Мотороллер мне издательство предоставило, но про амортизаторы они, видимо, не слыхали. А когда было холодно, осенью или зимой, холод до костей пробирал. Ужасно. А еще скользко было, вы себе не представляете. Но я накопил деньги и купил трейлер. Я хотел сюрприз сделать. Она-то ведь думала, мы поедем на обыкновенном автомобиле. А потом Хельга упала в душе, когда я был в разъездах. Она лежала там часа три или четыре, одна… А когда я пришел… – он немного задыхался, рассказывая, и остановился, чтобы перевести дыхание. Я молча ждала продолжения истории. Через две-три минуты и нескольких глотков кофе его дыхание нормализовалось. – Когда я пришел, она лежала в душе со сломанной ногой и не могла встать. Я вызвал скорую, ее увезли в больницу, а потом… – он сжал руку в кулак, его подбородок дрожал. – … потом они отняли ее у меня! В дом престарелых забрали, потому что она якобы не могла сама себя обслуживать. Но ведь я-то был! Я всегда был рядом, один раз только меня не оказалось… Но это же ради нее! Я же не для себя! Я же не могу разорваться на части! Из-за этого не отправляют человека просто так в дом престарелых. Один раз произошел несчастный случай, один единственный раз! – он ударил кулаком по столу, так что посуда подпрыгнула. Он тяжело дышал. – Дети так решили. Просто так, взяли и решили. Но их же и так никогда не было! И Хельга не стала спорить. Она никому не хотела быть в тягость. А где все эти годы были дети, а? Один в Гамбурге, другой в Вене. Два раза в год они приезжали, в остальное время мы оставались одни. А тут они вдруг просто являются и полагают, что знают, как лучше! – он сидел с багровым лицом.
