Сам же отец Антоний позднее рассказывал, что это избрание было предсказано ему за два месяца преподобным Серафимом Саровским, к духовной помощи которого он постоянно обращался. Так впервые открыто переплелись дела двух великих русских святых[10].
10 марта прибыл иеромонах Антоний в Москву и явился к митрополиту на Троицкое Подворье. 11 марта в домовой церкви митрополита он был приведен к присяге, а 15 марта в церкви преподобного Сергия на Подворье был возведен в сан архимандрита, став также настоятелем Вифанского монастыря. 19 марта архимандрит Антоний прибыл в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру и приступил к исполнению своих обязанностей, которые он деятельно и терпеливо нес на протяжении сорока шести лет.
Так митрополит Филарет обрел своего духовного отца и друга, верного помощника до конца своих дней. Между настоятелем Лавры и его наместником сразу же налаживается регулярная переписка. Первые письма митрополита Филарета благодушны по тону, но проникнуты требованием полного отчета во всех делах Лавры, до мельчайших событий, и утверждения на Троицком Подворье любого нововведения и даже изменения в лаврской жизни. Мало-помалу тон этот меняется, темами писем становятся уже события не только лаврской жизни, митрополит постепенно передает все текущие дела на усмотрение своего наместника.
«30 мая 1831 года… Каким цветом красить перила в церкви – это решить я не умею, особенно заочно. Пусть решит Вифанский архимандрит» (то есть сам отец Антоний). «2 марта 1832 года… В одном из писем Ваших, о[тец] наместник, именно от 10 февраля, видна какая-то забота. Если это от моего молчания, то знайте, что я молчу иногда долго по немощи и по спутанности моими делами и что молчание сие в тягость мне самому, а того вовсе нет здесь намерения, чтобы оно было в тягость Вам. Дела официальные имеют право первенства пред частною перепискою, а они у меня всегда есть – вот почему часто неисправен я в переписке. Если Вас озаботило какое-нибудь необтесанное слово мое в резолюции по делу, то знайте, что и сие бывает у меня только для того, чтобы дать выразуметь силу дела, и что, говоря такие слова, я бываю, как и в другое время, мирен с Вами. Будьте спокойны и свободны. Будем уповать на Господа, что Он всегда будет мир наш». «17 марта 1832 года… Старинные печи исправить без переборки едва ли надежно. Повреждены спайки, некоторые изразцы также повреждены. Впрочем, делайте как знаете».
Переписка обретает почти дружеский характер. При всей закрытости и замкнутости святителя Филарета, в письмах к отцу Антонию он позволяет себе наибольшую степень откровенности, делится сомнениями, просит советов.
