Все проповеди Московского митрополита спустя день-другой после произнесения становились известными в Петербурге, их посылали не только почитатели «московского Златоуста» своим знакомым, но также и агенты III Отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии – своему начальству. Святитель Филарет знал это, но не страшился обратить свое гласное слово и к царю, видя в том свою роль христианского пастыря. Без риска ошибиться можно предположить, что сам Николай Павлович, впавший в состояние самодовольства от воцарившегося в империи покоя и одержанных русской армией побед над Турцией и Персией, был раздражен такой вовсе не сладко-именинной проповедью, а строгим поучением, но смолчал. Его коробило обращение Московского митрополита к делам политическим, но он не мог не оценить глубины и важности предлагаемого Филаретом Мудрым осмысления текущих проблем.
Европа оказалась в 1830 году взбаламученной волной революционных переворотов под благими лозунгами: «Свобода, равенство, братство!». Московский митрополит не преминул в своей обязательной проповеди по поводу дня рождения Императора отозваться на европейские события, с очевидностью имея в виду и печальные события декабрьского мятежа: «Желаете избавления людям от зол и бед – естественное и человеколюбивое желание!.. Но молясь о благоденствии царя и народа, о безопасности всех и каждого, не останавливайте помышлений и желаний на благе только видимом, телесном, земном, временном, а простирайте оные к невидимому, духовному, небесному, вечному; желайте паче всего служить Богу святостию и добродетелию… Братия! В наши дни есть особенная надобность указывать на столь очевидную обязанность служения Богу и Его Царствию. Се, тьма покрывает землю, и мрак па языки (ср.: Ис. 60, 2). Народы христианские, или, чтобы говорить определеннее, люди, которым попущено быть языком сих народов, представителями и провозгласителями их мудрования, направителями их деятельности, большею частию не то что не знают, но, что гораздо хуже, не хотят знать христианства… не призывают Царствия Божия и менее обращают внимания на оное, нежели на царство последнего из соседей… Сии строители нового Вавилона трудятся для того, чтобы все привести в смешение, чтобы, опровергнув общепринятые общественные понятия, утвержденные на самой истине вещей или упроченные обычаем и древностию, кончить тем, чтобы не понимать друг друга… народ у них царствует мятежами, крамолами, разбоями, грабежами, сожигательствами; и достойный сего мнимого самодержавия народного плод есть отсутствие общественной и частной безопасности…».
