О позиции жертвы и преступника
Мелисса, как и многие совершившие насилие мужчины и женщины, была и жертвой, и преступником в одном лице, что создавало напряженную ситуацию для тех, кто с ней работал. Такой двойной статус, включающий роли и преступника, и жертвы, — обычное явление в судебно-криминалистической экспертной работе, а потому клиницисты должны пытаться взаимодействовать с обеими сторонами личности своих пациентов. Искушение состоит в том, чтобы апеллировать лишь к одному из аспектов, вместо того чтобы попытаться осознать, что оба они очень сложно переплетены и трудны, как для пациентов, так и для терапевтов.
Одна из трудностей этого двойного статуса обнаруживается тогда, когда женщины, которые уже знакомы с социальными службами в связи с насилием, которому они подвергались в детстве, сами становятся матерями, иногда строя отношения со склонными к проявлениям жестокости партнерами. Эти женщины могут почувствовать, что они внезапно потеряли защиту и поддержку, в которых нуждались и которых жаждали для себя как выросшие дети, подвергшиеся когда-то насилию, и теперь их воспринимают как женщин, способных на насилие либо непригодных к материнству и неготовых защитить своего ребенка.
И такое восприятие действительно может отражать реальное положение дел. Хотя динамика взаимоотношений между работниками, задействованными в вопросах защиты детей, и матерями не всегда осознается участниками, поражает, как часто разыгрываются одни и те же битвы, что затрудняет сотрудничество между матерью и социальными работниками.
Могут присутствовать сильные чувства взаимного подозрения и ощущение безнадежности в отношении будущего для ребенка, перепорученного заботе другой стороны. И хотя обе стороны признают, что благополучие ребенка имеет первостепенное значение, они могут не соглашаться в том, какой способ решения возникших проблем предпочтительнее. Мать, которая по ее мнению, делает все хорошо, может чувствовать, что у нее отнимают самое чудесное, что у нее есть, а социальный работник может быть убежден, что потребности самой матери не позволяют ей эффективно осуществлять свои родительские функции в отношении ребенка. Это связано со сложностью задач, стоящих перед матерями, которые заключаются в преодолении психических последствий насилия и пренебрежения, пережитых ими в детстве, с тем, чтобы справиться с потребностями и нуждами своих детей, а также с возникающими в ходе этого трудностями. Существует очевидная необходимость в том, чтобы органы опеки предлагали услугу «родителя для родителя», т. е. помогали тем из родителей, кто сам когда-то подвергался насилию или пренебрежению, научиться заботиться о своих собственных детях.
