Тем временем в Советском Союзе диссиденты могли апеллировать к Хельсинкским соглашениям, чтобы вынудить режим «соблюдать собственные законы», пытаясь хотя бы поставить власть в неловкое положение перед лицом всего мира.
По большому счету среди ужасов холодной войны были свои крошечные победы, но идея написания истории посредством информационной войны уничтожает даже эти достижения и вместо лицемерия предлагает не что- то лучшее, а мир, в котором вообще нет ценностей. В подобной картине мира вся информация становится — как у военных стратегов — лишь средством для подрыва позиций врага, инструментом, помогающим разрушать, манипулировать и сбивать с толку. Сомнений не остается — идеалы как таковые теряют свою ценность.
Мы оказываемся в непростой ситуации. В своей книге Don’t Think of an Elephant («Не думайте о слоне») когнитивный лингвист Джордж Лакофф определяет победу и поражение в политике как способность сформулировать вопрос выгодным для ваших интересов образом. Определение сути спора означает победу в нем. Если вы попросите кого-то не думать о слоне, он тут же примется о нем думать. «Мы отрицаем одни рамки и пробуждаем к жизни другие… В спорах с другой стороной не пользуйтесь ее языком. Их язык задаст систему координат — и это будет совсем не та система, которую вы хотите» (8).
Мне уже доводилось видеть подобное на Филиппинах, где сотрудники Rappier благосклонно отнеслись к высказываниям Дутерте, связанным с «войной против наркотиков», тем самым упростив для него переход к реальным убийствам. Рекламные ролики российских международных вещательных компаний, RT и Sputnik, используют язык информационной войны, а их сотрудники даже получают военные награды за заслуги перед отечеством (9). Западные журналисты и аналитики, включая меня самого, считают их участниками информационной войны. Но, называя их так, мы фактически содействуем им. Мы создаем образ, помогающий им получать больше финансирования от режима, жаждущего видеть все вокруг в координатах информационной войны. Не получится ли так, что, используя кремлевский язык этой войны, мы в конечном итоге укрепим позиции Кремля? Могут ли все бесконечные статьи, слушания в сенате и мероприятия, проводимые аналитическими центрами — я активно писал для них и присутствовал на множестве таких событий, — в итоге привести к росту тех самых рисков, которые они пытаются предотвратить?
Долгосрочные последствия оказываются еще глубже. Если воспринимать всю информацию как часть войны, то любые мечты о глобальном информационном пространстве, где свободно движутся идеи, укрепляющие совещательную демократию, пойдут прахом. Вместо этого лучшим вариантом будущего, на который нам остается надеяться, становится «информационное перемирие», при котором каждая сторона уважает «информационный суверенитет» другой: это любимая концепция Пекина и Москвы, служащая, по сути, прикрытием для насаждения цензуры.
