Это не пропаганда. Хроники мировой войны с реальностью | страница 144



Комитет начал свой отчет с необходимости сформулировать общий корпус определений. Изначально комитет был обеспокоен так называемыми фейковыми новостями, но затем обнаружил, что смысл этого определения настолько расплывчат, что может обозначать любой контент, который кому-то не нравится. Тогда Комитет попытался сформулировать различие между «дезинформацией» (контентом, призванным вводить в заблуждение) и «ошибочной информацией» (контентом, который вводит в заблуждение ненамеренно). Однако многие из самых вредоносных кампаний, которые мне доводилось наблюдать, не обязательно использовали «дезинформацию». Но даже если мы выявим факт «дезинформации», может или должна ли она обязательно считаться чем-то незаконным?

Что если смысл «дезинформации» изменился и главным стало не донесение контента, а формирование поведения? Что если для этого как раз и используются все эти инструменты: боты, киборги и тролли, осознанно скрывающие свою идентичность, чтобы смутить аудиторию; кибермилиция, чья деятельность кажется вполне органичной, но на самом деле представляет собой часть скоординированных кампаний, осуществляемых с помощью фальшивых аккаунтов; множество «новостных» сайтов, которые казались независимыми, но в действительности тайно управлялись из одного источника и продвигали одну и ту же повестку? Разве нет у нас права знать, если то, что кажется нам естественным, на самом деле кем-то срежиссировано? Как на самом деле устроена подлинная реальность, с которой мы взаимодействуем?

Что, в конце концов, значит быть полноценным «демократическим» гражданином сетевого пространства, таким, о котором размышляет Срджа Попович? Как может виртуальный мир стать пространством, где «свобода», «права» и все другие важные слова, чья жизненная сила иссякла, вновь регенерируют и обретут смысл?

Как полагала специалист по кибербезопасности Камиль Франсуа, отчасти для этого необходима защита от скоординированных кампаний по преследованию и запугиванию со стороны власть имущих. Кроме того, нужна защита частной жизни — только вы сами должны решать, какая информация о вашей жизни онлайн должна оказываться в чьих-то руках и с какой целью.

Сидя в Палате общин, я начал представлять себе он-лайн-жизнь, в которой любой человек сможет понимать, как вокруг него формируется информационная «метеорологическая обстановка»; почему компьютерные программы показывают вам один контент, а не другой; почему любая реклама, статья, сообщение или картинка нацелены именно на вас; какие из ваших собственных данных использовались для того, чтобы попытаться на вас повлиять, — и зачем; действительно ли какой-то контент популярен, или же его значение раздуто. Возможно, тогда мы научились бы в меньшей степени подвергаться влиянию невидимых нам «таинственных сил» и страшиться их по непостижимым для себя причинам. Мы могли бы взаимодействовать с информационными потоками вокруг себя на равных. Может быть, мы сами участвовали бы в принятии решений о том, какой должна быть информация вокруг нас, а общество вносило бы свой вклад в работу интернет-компаний, которые пока что неизвестным для нас образом формируют наше восприятие мира.