. Но не надо при этом забывать, что Пришвин с гордостью за себя считал, что только теперь, встретившись с Лялей, он достиг такой жизни, какой живут «все». При всей своей необыкновенности и «странности», он понимал высочайшее качество быть счастливым обыкновенным счастьем, как «все». Такая парадоксальная экзистенциальная диалектика пронизывает всю его жизнь и творчество.
17 сентября 1930 г. вслед за записью об удивительной интуиции тетеревов, предугадывающих надвигающуюся непогоду, вдруг как гром из ясного неба цитата из «Обоснования интуитивизма» Лосского: «”Мы прибегаем к истории (философии) не ради истории, а для того, чтобы найти с помощью анализа действительных и возможных миросозерцаний пути, возвращающие к утраченным идеалам живого знания”(Грекам)»[233]. Нам важна даже не столько сама эта цитата, сколько контекст пришвинской мысли, ее окружающий и проясняющий, то, почему она вообще возникла и именно в этом месте. Ключевое слово в процитированном отрывке – «живое знание». Ну что живее знания как предваряющего угадывания погодных и других условий жизни у тетеревов или лососей, которых любовь как влечение к сохранению своего рода направляет к смертельно опасным речным порогам?[234] У человека познание происходит от того же «корня», что и у животных, но устроено по-другому. Пришвин обращает здесь внимание на такое явление, как «удивление», которому, как он считает, научное воспитание придает недостаточное значение. В удивлении скрыто больше, чем ответ на вопрос о причине явления, вызвавшего его: «По-моему научный интерес к явлению (почему это?), – говорит Пришвин, – должен прийти после того, как явление это чем-то остановило на себе внимание. <… > Между тем школьникам постоянно навязывают научное понимание действительности, минуя совсем их удивление»[235]. Путь Пришвина и состоит в том, чтобы с «родственным вниманием» погрузиться в само «удивление» и тем самым в вызвавшее его явление. Причинное рассмотрение природы и связанную с ним установку на господство над ней как над материалом и средством для человека Пришвин стремится преодолеть, не отрицая при этом ее определенной значимости. Он выдвигает при этом другую установку, требующую относиться к природе «не как хищник-поработитель, а с родственным вниманием и готовностью, как старший…»[236]
Я.З. Гришина, комментируя это место, обращает внимание на то, что учение Лосского об интуиции «очень близко мировоззрению Пришвина»
