. Идея ритма как метода разрабатывалась писателем не случайно именно в 20-е годы. Шагать в ногу с современностью Пришвин всегда старался, но по-своему и так, чтобы сохранить свободной свою творческую личность.
Техника, однако, уничтожает живое. Пришвин едет в лодке по только что прорытому в целях мелиорации каналу, видит мертвыми прекрасные лилии и говорит: «Я верил <…>, что ни одна лилия не погибла вовсе, а непременно воскреснет в творчестве будущего обрадованного человека»[194]. Эта вера напоминает веру в воскрешение умерших людей: для Пришвина личности растений так же по сути своей бессмертны, как и личности человеческие. Императив «родственного внимания» к природе диктует необходимость ее «мягкого» преобразования. Другая задача, аналогичным образом встающая в связи с техническим вмешательством в огромных масштабах в жизнь природы – это ее охрана. Эту тему Пришвин развивает в повести о Серой Сове. Характерно, что в отличие от нашего времени, когда вера в возможность «экологизации» технического воздействия на природу заметно поубавилась, писатель настроен оптимистически. Пожалуй, оптимистический тон несколько сбавляет обороты, когда со страниц издававшихся в то время его произведений мы перенесемся в дневники, не предназначавшиеся для печати. Слова о «золотом веке» здесь кажутся написанными не без иронии. Но этот древний миф тогда был как раз в апогее, и до его заката оставалось еще немало времени, принесшего неслыханные катастрофы, а не позитивистски понимаемый прогресс. Отчасти поэтому сказание о торфе и экскаваторе, составляющее основу сюжета «Журавлиной родины», может вогнать нетерпеливого читателя в скуку. Но он ошибется и не откроет главного, если бросит читать эту удивительную и по-настоящему философскую книгу. Словесное искусство, поэзия, наука и философия в ней срослись на редкость органическим, свойственным только Пришвину образом.
Одна из тем «журавлиной» философии творчества – критика самой философии, изолирующей себя от личного опыта и искусства. «Жизнь по алфавиту – существует только для покойников», – говорит Алпатов, герой его сочиняемого на ходу, но неудавшегося романа, о попытке создания которого и рассказывается в «Журавлиной родине». Он засомневался, «что существуют предвечные формулы жизни» и «если ты сказал А, то неминуемо должен сказать Б». Философия с ее «логизмом» оценивается Пришвиным с позиций движущейся, обновляющейся жизни. В сравнении с нею даже «неглупые», даже правильные афоризмы, рассуждает писатель, «неподвижны» и потому нуждаются в работе художника, способного их оживить – «разработать».
