Пришвин и философия | страница 76
.
Что же касается духовных упражнений второго типа, то толк в интенсификации переживаемого здесь-и-сейчас мгновения жизни Пришвин знал как никто другой! И в ее разработке у него есть чему поучиться. В технику подобных ментальных практик он внес немало из своего опыта. При всей своей склонности к творческой спонтанности Пришвин умел рационально планировать и интенсифицировать свое жизнетворчество. Он вставал до восхода солнца или вместе с ним, пил чай и садился за работу. И в тиши деревенского дома или прямо в лесу с радостью тонул в чувстве «святости бытия»[166]. Сознательное культивирование этого переживания связывает его с Пастернаком, Марселем и даже с Хайдеггером. Особенно интенсивно подобное чувство переживается после глубокого сна, когда мы бодры и свежи. Вечерами Пришвин нередко ускорял отход ко сну, торопясь навстречу утру, чтобы снова встретиться со свежестью бытия в мире и самом себе. Из периодических состояний времени в суточном цикле Пришвин отдавал предпочтение, как мы сказали, утру, а в годовом – весне[167]. И понятно почему: ведь утро – это своего рода весна в масштабе суток. После спячки, ночной или зимней, силы человека и природы освежены, находясь на максимуме своей лучистой энергии.
Интенсивно, во всей полноте переживаемое мгновение, по Пришвину, подобно вечности. Такие мгновения в человеческой жизни он уподобляет мошкам-однодневкам: «И мы взлетаем на то же мгновение, только у нас есть человеческая задача вспыхнуть мгновением и так остаться: не умереть»[168]. Пришвин разрабатывал искусство ви́дения мира со всей возможной интенсивностью переживания встречи с ним. «Нужно посмотреть на вещь, – записывает он здесь же, – своим глазом и как будто встретился с ней в первый раз; пробил скорлупу интеллекта и просунул свой носик в мир. Это узнает художник и первые слова его – сказка»[169]. Сказка как небылица отсылает к мечте о небывалом, важнейшему концепту пришвинского мировосприятия.
Главное – найти себя, т. е. обрести продуктивный способ деятельного, личного и целостного подключения к меняющемуся миру. Но как это сделать, если все вокруг тебя говорит: «Это я, а не ты!». Ты ищешь себя в мире. Ищешь себя, прежде всего, как образец для созидания самого себя. Но и в этом случае все встреченное тебе скажет: «Прочь! Это я, а не ты!». И Пришвин видит выход из этой трудности в том, что «первый глаз» (первый взгляд с его впечатлением) все-таки может увидеть, как «я» и «ты» соединяются,