. Но в этом «освобождении», считает писатель, нет перспективы человеческого братства и солидарности, ибо «обессиленная душа протопопа Аввакума не соединяет, а разъединяет земных людей»
[149]. Подобная перспектива видится Пришвину, склонному, по его собственным словам, «смотреть на староверство как на усиленное православие»
[150], и для православия.
В 1913 г. в декабрьском номере (№ 279) «Русских ведомостей», где Пришвин не раз печатался, вышла его краткая рецензия на книгу Дурылина «Церковь Невидимого Града. Сказание о Граде Китеже». Дурылин, считает он, подхватывает не новую мысль о разном отношении интеллигенции и народа к вере и церкви, но «очень заботливо, искренне и талантливо вышивает ее на узоре необыкновенно поэтического сказания о невидимом граде Китеже»[151]. Пришвин избегает всех философско-религиозных и богословских тем и вопросов, которые затрагивает Дурылин, и подчеркивает только художественную ценность дурылинской брошюры о невидимом Граде. Но в конце заметки он пытается показать, что все писавшие на эту тему почему-то не останавливаются «на моменте безысходной мрачности своих впечатлений». В подтверждение своего тезиса о «безысходной мрачности» впечатлений он цитирует одно наблюдение Дурылина о старушке, заталкивающей в прибрежный мох холстинку для китежских угодников, потому что она чувствует, знает, что ризы их пообносились за долгие годы с тех пор, как Китеж ушел под воду. Ничего мрачного, тем более, безысходно мрачного ни в этом наблюдении, ни в других у Дурылина, на наш взгляд, нет. У Пришвина в это время просто другой взгляд на христианство, он настроен по отношению к нему жестко по-розановски[152]. Поэтому неудивительно, что христианское настроение автора книги о невидимом Граде для него, в те годы находящегося под очарованием антихристианских филиппик Розанова и Ницше, не более чем к делу не относящаяся «эстетика умиления». И действительно, если ее, а значит, христианскую веру отбросить, то, как говорит автор рецензии, «получится дыра», а для искателей «видимой церкви на земле» – «трагедия». «Дыра» и «трагедия» – верные слова для оценки, но не христианства и народной веры, а эстетического мировоззрения интеллектуалов, когда мир мыслится оправданным лишь как «эстетический феномен» и Бог оказывается «мертвым». Таким эстетом-ницшеанцем и обнаруживает себя Пришвин в этой рецензии. Ведь всех приходящих к святым местам ждет духовная развилка: одних, по слову «Китежского Летописца» (XVII в.), там ожидает «благоутишное пристанище, невидимый град», а других – «лес и топь, пустое место»
