. Это стремление близко и русскому писателю, хотя в то время, когда он изучал Джемса и Бергсона, он еще не был верующим христианином, но глубоко интересовался религией и изучал народную религиозность в России. Кстати, его подход как религиоведа, как он впоследствии констатировал в том же дневнике, был интуитивистским и по сути дела отвечал направленности мысли Джемса и Бергсона, которые для него представляли единое философское течение и были ему близки («мои друзья»).
Итак, подведем итоги. Свои высказывания о здравом смысле Пришвин формулирует почти буквально по Джемсу. Джемс представляет здравый смысл как первую категориально оформленную стадию эволюции человеческого мышления, за которой следуют две другие – критическая философия (Локк, Юм, Кант и другие философы) и новоевропейская экспериментальная наука. Категории здравого смысла, подчеркивает американский мыслитель, создавались на основе личного опыта безымянных творцов. Но кодифицированы результаты их работы были впервые в систематическом виде Аристотелем. Новая наука Галилея, вступая в спор с аристотелизмом, атакует здравый смысл, все мышление, выстроенное на его основе. Со своей стороны атаку на здравый смысл ведет и критическая философия. Пришвин принимает эту джемсовскую схему, которая как бы продолжает ридовскую концепцию здравого смысла, но придает ей новые контуры. Но он, во-первых, делает акцент на ее личностно-творческом характере, а во-вторых, как мы показали, стремится ее использовать для понимания истории России. Русскому писателю в эти годы важно понять, как следует внедрять просвещение, научные знания и культурные ценности в необразованные массы. В эти годы он сам был «шкрабом», то есть школьным работником, и эта проблема его лично и глубоко волновала. В свете ее и вставала для Пришвина задача понять здравый смысл как историческую силу. И подходы к ее решению он находил и у Бергсона, и у Джемса. То, что у обоих этих философов немало верного сказано о понятии здравого смысла и о его значении в развитии мышления и культуры, только поддерживало интерес писателя к этим мыслителям. Итак, сам импульс для привлечения внимания Пришвина к понятию здравого смысла был дан как актуальной исторической, так и его личной жизненной ситуацией, а философские рамки для понимания этого понятия в нужном ему аспекте он нашел, как уже было сказано, прежде всего, у Джемса, а также, пусть и в меньшей степени, у Бергсона, которого тоже цитирует. Действительно, смысл цитируемого им высказывания автора «Творческой эволюции» в том, что здравый смысл призван осуществлять «присмотр» над деятельностью чистого интеллекта, дабы он не слишком далеко уходил от жизни с ее экзистенциальными проблемами
