Но и абстрактные рассуждения ему не чужды. Более того, у него заметно стремление выйти на максимально обобщенный уровень мысли, сформулировать в краткой формуле универсальную причину фундаментальных характеристик бытия. Хотя мышление Пришвина в своей основе, несомненно, художественное, но у него присутствует и типичная для рационалиста (каким он по своему мировоззрению не был) вера во все объясняющие логические формулы. Так, например, радикальное объяснение дисгармонии, вражды, конфликтов, войн, то есть всего зла этого мира, он видит в формуле pars pro toto: «Всякая брань, – говорит он, – происходит от замены Целого частным (большого – маленьким)»[267]. В дневниках события повседневной жизни анализируются, обобщаются и затем «возгоняются» до своих универсальных, можно даже сказать, метафизических причин. В таком ходе мысли Пришвин по сути дела показывает себя вполне традиционным философом. Поэтому всю его мысль можно представить как сочетание образной художественности и обобщающей рационализации опыта.
До поездки за границу в период скитальчества по средним образовательным учреждениям – от тюменского реального училища до рижского политехникума – Пришвин оценивает свою образованность резко критически («глубочайшее невежество, с грехом пополам оканчиваю реальное училище»)[268]. Но не надо забывать, что в Германии, где, окончив Лейпцигский университет, получил специальность агронома, он «изучал все»[269]. Об изучении философии в Германии можно судить по автобиографическому роману «Кащеева цепь». Вот как Пришвин пишет о его главном герое, прототипом которого является он сам: «В самое короткое время Алпатов переменяет свой русский взгляд марксистского провинциального кружка на философию, в кармане у него постоянно маленькие философские книжки, и “Prolegomena” Канта и “Этика” Спинозы»[270]. В университете Пришвин слушал лекции таких известных немецких философов, как Георг Зиммель и Алоиз Риль[271], Вильгельм Вундт и Фридрих Паульсен[272].
Основы характерного для Пришвина сочетания поэтического и мифологического с мышлением рациональным, категориально-логическим закладываются у него в студенческие годы в Германии. Интересно высказывание об этом его лучшего биографа, В.Д. Пришвиной: «До сих пор Михаил знал через искусство лишь одну поэзию образов, теперь через философию ему открылся неведомый до сих пор вид поэзии – поэзия понятий. Это определит в далеком будущем насыщенный, лапидарный стиль художника-Пришвина в его философских записях-новеллах»
