Уже потом, листая книги о лекарственных растениях, я находил названия трав, настои которых успокаивают зубную боль, собирал эти травы, сушил, как положено, берег, употреблял целебное питье сам, потчевал им и других, но, увы, большого эффекта никогда не добивался, хотя и повторял при этом присказку-уговор старика. Я ломал себе голову, но ничего не мог придумать, как не мог с такой же проникающей силой убеждения подойти к ожидающему помощь: я не был всемогущим кудесником, который исцелил меня в небольшой северной деревушке в первой дороге по тайге…
Ничего странного не было и в этом исцелении. Трав, успокаивающих зубную боль, много, найти их несложно, несложно приготовить и нужный отвар, а если еще предложить свою помощь с доброй душой и с большой верой в силу трав и в силу свою, то, пожалуй, станет ясно, почему немудреная луговая травка так помогает человеку.
Если старик, избавивший меня от зубной боли, врачевал травами и внушением, то на большом северном озере с высокими угрюмыми берегами и глубокой неверной водой мне довелось познакомиться с человеком, который обходился в своем «ремесле» без всяких трав…
«Врачеватель» был всего-навсего пастухом, молчаливым лесным пастухом, который с весны до зимы уводил на лесные выгоны колхозных телят и не показывался в деревне до первых снегов. Жил этот человек в избушке-землянке, которая в отличие от настоящих таежных избушек на пять венцов была вкопана в землю. Крыши, как таковой, со скатом от дождя, у избушки не было, ее заменял накат из тонких сосновых стволиков, обложенных сверху дерном так, что со стороны избушка-землянка казалась не то камнем, ушедшим в землю и поросшим густым мхом, не то давно заброшенной, сопревшей, сравнявшейся с землей колодой дров, когда-то заготовленных в лесу.
Оконца в избушке не было, а в низкую дверь приходилось забираться ползком. Внутри землянки были узкие нары, а вместо стола — старый корявый пень, затащенный сюда скорей всего через крышу. Кругом мрак и сырость, и несмотря на следы человека — котелок, миску, ложку, узелок с продуктами и обрывки газеты, — это жилье больше походило на склеп, в котором можно было похоронить заживо кого угодно.
Чем занимался здесь лесной пастух, с какой нечистой силой вел по ночам разговоры, было известно разве только самому хозяину странного жилища да еще местным лешакам.
Здесь, у избушки, и состоялась наша встреча. Я сказал: «Здравствуйте». Мне ответили. Но глаз человека я не увидел. Потом то да се, разговорились, покурили и разошлись очень быстро, хотя лесная встреча вдали от жилья по известным мне правилам могла быть не такой короткой.
