Еще вчера, когда мы сидели за вечерним столом, хозяин дома казался мне человеком крепким, бойким, если не сказать большего — разбойным. На щеке его лежал глубокий шрам от медвежьей лапы, шрам розовел при свете керосиновой лампы, и оттого грубо сработанное лицо человека выглядело еще более смурным.
Сейчас я не узнал своего хозяина… Передо мной было доброе, тихое лицо со старческими щелочками глаз, но глаз глубоких, внимательных. Казалось, лицо светилось мягким, спокойным светом, и от этого света будто сразу стала стихать моя боль. Я приподнял голову…
— Нако-то вот, сынок, попей травки.
Я не узнал и голос своего хозяина, резкие железные нотки куда-то делись, растаяли…
— Травка добрая, легкая, боль снимает, душе угождает… Чистая травка-муравка растет по лужку, приходит к дружку, — пел незнакомый мне очень вкрадчивый голос.
Я поднес теплый стакан к губам, и старик продолжал:
— Боль уйдет, сила придет, встанешь-побежишь и в кожаниках, и в катаниках, побежишь зайцем — лиса не догонит, ворон не усмотрит. Пей травку-силу, будешь красивым…
Я выпил стакан теплого приятного настоя, выпил легко, будто мои зубы и не болели. Старик принял незаметно пустой стакан и положил теплую ладонь на мою голову:
— Спи, сынок, — будешь высок, встанет лен — будет силен…
Уже потом, продолжая свой путь по северным лесам, я старался припомнить все слова причитания-уговора, но дальше слов «встанет лен — будет силен» ничего припомнить не мог. Тогда я действительно засыпал, спал долго и мне снился очень спокойный сон: светило солнце, я шел по теплому, светлому лужку, рвал и жевал какую-то вкусную травку, а у меня из-под ног то и дело выскакивали зайцы и не спеша ковыляли в кусты. Только по летнему лугу я шел почему-то в теплых валенках-катаниках…
Спал я, наверное, долго, а когда проснулся, то боли не почувствовал. Голова была чистая и легкая. Я отодвинул занавеску с печи, громко сказал: «Здравствуйте». И увидел напротив своего спасителя. Он восседал за столом и занимался совсем не знахарским делом — большим деревянным молотком разбойный старик забивал в старые медные гильзы невообразимые заряды черного пороха, отмеренные прямо с ладони. На лице его, как и день назад, светился страшный шрам от медвежьей лапы.
Недавнего доброго старичка нигде не было, а потому я и не решился сразу спросить, чем это меня исцелили. На мое «здравствуйте» хозяин резко и даже грубовато ответил: «Бегать можешь?» — напрочь отрубив все пути к его добрым тайнам…
