Карельская тропка | страница 119
Вечерами у жаркого огня печки мы с псом вспоминали недавние белые тропы, вспоминали, конечно, первую порошу и первую белку, которую самостоятельно отыскал и сработал так, как подобает работать в зимнем лесу настоящей собаке-лайке, мой молодой пес…
ДОРОГА С ОСТРОВА
Осень уже отошла, отбыла свое время, явился мороз и вытянул по берегу озера мутные ледяные закрайки. Закрайки нарастали с каждым днем, становились все толще и прочнее — по ним уже можно было ходить, но дальше лед не шел. Дорога льду в озеро еще была закрыта, озеро еще кипело, дымилось, не желая расставаться с теплом, собранным за лето, не желая остывать до самых глубин.
На берегах озера уже лежал снег, в лес пришла настоящая зима. Уже сменил летнюю шубку на зимнюю заяц-беляк, на березы под скалой каждый день вылетали зимние, плотные стаи тетеревов, по лесу уже лаяли белку и куницу собаки, а озеро еще жило памятью осени и не желало сдаваться зиме.
Странно было видеть настоящую светлую зиму с хорошим морозцем по утрам и бурное осеннее озеро, его беспокойную серую воду и тяжелые упорные волны, сбивавшие с берегов ледяной припай…
В эти дни я жил как бы двумя жизнями. В лесу приходила ко мне тишина зимнего сна, приходили мир и глубина мысли. Но стоило вернуться из леса домой, сесть у окна и увидеть мрачную, шумную воду, как все найденное на белой лесной тропе уходило, отодвигалось, и я оставался один на один с беспокойным, метущимся озером.
Тогда я жил на острове один. К зиме наша деревушка замирала, успокаивалась, и ее летние хозяева один за другим выбирались в город, в поселок, где у родных или близких коротали сумрачные зимние дни. Меня тоже ждал город, а в поселке километрах в двадцати от острова ждали меня жена и сын. Но я пока оставался здесь и вспоминал над листом бумаги свои лесные встречи.
Утром, как только занимался рассвет, я брал ружье и шел с собакой в лес, видел снегирей на рябинах, встречал клестов по ельникам, находил и старался разобрать ночные тропки-дорожки горностая. Потом возвращался домой, топил печь, кормил собаку, готовил для себя кружку крепкого, сладкого чая и садился за стол писать.
Мороз, что мостил до этого берега озера ледяными мостками-закрайками, ослаб, закрайки стали таять, размываться волнами, а над островом вместо ясного, чистого неба ранней зимы повисла тяжелая сырая хмарь. За окном с утра до вечера стояли густые сумерки, и писать даже у окна можно было только при лампе. Когда сумрачный день уходил совсем и разливался черный цвет глухой ночи, работалось легче и быстрее.
