По таёжной реке Бикин | страница 11



Вечером меня затащили в клуб. Там демонстрировался какой-то новый фильм, которого я еще не видел. Я забыл его название и содержание, но хорошо запомнил другое: я был несказанно удивлен реакцией зрителей на происходившие на экране события. Люди, сидевшие вокруг меня, настолько искренне и непосредственно реагировали на сюжет, что наблюдать за залом было не менее интересно, чем за экраном. Помню, измена молодой женщины (героиня поцеловала какого-то своего нового друга) вызвала в зале бурю негодования и обличительных реплик; комичные моменты вызывали взрыв смеха. Вероятно, часть зрителей смотрела этот фильм вторично. Они стремились подсказать положительным героям, как нужно действовать в той или иной ситуации. Честное слово, такому восприятию искусства можно только позавидовать.

Но вот магазины, кинозал, расспросы — все осталось позади. Прошла ночь, а за ней наступил день выезда в тайгу. Наконец пришло время сменить дорожный костюм на «смокинг для курения махорки», то есть на брезентовую робу, защищающую от дождей, колючих кустарников и комаров.

Грузиться в лодку нам помогали все — и знакомые и незнакомые мне люди. Кто-то нес мотор, кто-то — шесты. Тяжелый «сундук» с оптикой, несмотря на мой протест, тащил сын Покулы Руслан. Жена охотника, тетя Паша, Несла постели — шкуры медведя и изюбря. Все были деловиты и серьезны. Ни шуток, ни напутствий. Врезалась в память и последняя минута прóводов: лодку уже треплет буйная вода, а там, на крутом яру, как статуи, большие и маленькие, стоят люди, выросшие на Бикине. Они быстро удаляются. Лица их сосредоточенно-внимательны. Никто не машет рукой, никто не двигается с места. Так они и оставались там, на крутом красном яру, пока наша лодка не ушла за изгиб реки и берег с людьми не скрылся из виду…

Бикин-дорога

Мы едем уже четыре часа. Монотонно тарахтит мотор. Из-за шума трудно разговаривать. Обмениваемся лишь короткими фразами, словами. Покула, сидящий за рулем, буднично спокоен. От встречного ветра, от слепящей воды, оттого, что он неотрывно смотрит вдаль, глаза его прищурены и кажутся уже обычного. А в остальном он точно такой же, каким был несколько часов назад в Красном Яру. И хотя он управляет лодкой и левая рука его постоянно находится на «ручке газа», поза его почти не отличается от той, в которой он сидит дома, например, за столом.

Совсем иначе выглядим мы с Чуком. Я невольно все время держусь за борта лодки. От работы мотора они вибрируют, и от этого через все тело проходит мелкая дрожь. Это утомляет. Контролируя себя, безуспешно стараюсь принять бывалый вид. Чуку подобные устремления недоступны. Оставив на берегу добрую половину своих лет, он, как щенок, не находит себе от восторга места. Его занимает все: бурун воды у носа вздыбленной лодки, проплывающие мимо валежины, на одну из которых он даже зарычал, и, конечно, срывающиеся впереди утки. При виде их он всякий раз готов прыгнуть в ледяную воду. Он истоптал все наши вещи, пока не обосновался на самом носу лодки.