— Так што, говорю, не время мне женихаться, мамаша. Вот оперимся — тогда. В кино-то неудобно ходить было — все в шинельке да в шинельке, какие тут ухаживания? А она, бабка твоя, потрепала меня за волосы: «Дурачок ты, Петруша, хотя и в армии отслужил. Разве мы какую богачку сватаем? И много ли ты разнаряженных видал в деревне? И в шинели да в гимнастерке ты у меня вон какой ладный! Время тяжелое, да не навек оно — перед войной-то вон как было зажили! И што же вам, молодым, и не жениться до лучших времен, детей не родить? Упустишь свою ненаглядную — век локти кусать будешь. Любовь, она, может, один раз приходит. И свадьбу не хуже других справим — не в тайге среди медведей живем...» Строга была твоя бабка, а душевная. Старые доярки все душевные бабы. Злая стерва, та вовек с коровами не поладит, станет молока каждодневно недобирать — сама уйдет с фермы... Да... После того я малость осмелел. Сладилось дело у нас с учетчицей — матерью твоей будущей, а осенью, как отпахались, колхозом и справили свадьбу. На премию мне костюм дали к свадьбе да невесте — ситцу и еще кой-чего... Бедно жили, дружно... И не хуже других мы с матерью провековали, да кабы вот одного хотя из вас троих удержали при себе — лучше бы и не надо.
— У Натальи вроде жених имеется здешний? — осторожно спросил Андрей.
— Венька, што ль? Ха, здешний! Пока институт кончает. Его в большой совхоз целинный, почитай, уж сманили. Там целый городок вырос, не то што наша деревня. Так что скоро совсем одни останемся.
— Тут, батя, не ваша с матерью вина — жизнь распоряжается.
— Жизнь — да, штука сурьезная. Только свою жизнь человек сам планует и детей сам учит уму-разуму. Недавно в телевизоре ученый один говорил, как семья человека делает, а я и без телевизора знаю. Дед твой, бывало, говаривал: сына заране видать по отцу, а дочь — по матери. Я тебе сколь хошь назову примеров. Вон Васька Безруков всю жизнь приворовывал да пропивал, и сынок туда же.
— Сын его — хороший парень, мы знакомы.
— Хороший, да год схлопотал условно. Отец-то помалу таскал, што под руку попадет, а этот, по нонешним растущим потребностям, хапнул полмашины зерна да повез в дальнее село к родственникам — продавать. Засыпался бы он тем зерном по макушку, да дядька его, добрая душа, заставил обратно отвезти на ток. И чего дураку не хватает? Зарабатывает хорошо, одет, обут, полон двор скотины, на «Жигули» записался, да и колхозная машина под рукой. И не сказать, штобы жадный парень, как иные некоторые. А подвернулся случай — и вильнул по отцовской дорожке. Судили его, да народ у нас, знаешь, какой! Лишь бы малая зацепка нашлась — тут же вытащат. Поверили, будто сам он, одумавшись, вернул зерно. Годом условно отделался. Как будто держится пока, на машину его опять посадили, вино бросил нить. Дай бог, штоб подольше помнил красный свет, какой ему на первой кривой дорожке зажгли. Я Ваське Безрукову прямо сказал в глаза: ты, мол, сына сбил с пути примером нечистым. Он попер на меня козлом, а я ему — пример Огородникова...
