Мы вошли в холл. Я остановился, с любопытством оглядывая обширный круглый зал с колоннами и лестницей из белого мрамора. Глубокие кресла, диваны, круглые зеркальные полированные столы удобно располагались в этом зале. Вдоль стен и у подножия колонн зеленели цветы в кадушках и вазах. Хорошенькие девушки в жемчужного цвета платьях легко скользили по блестящему паркету и по лестнице, разнося на подносах письма, газеты и целые толпы рюмок, тарелок с чем-то вкусно пахнущим. Негромко играла невидимая радиола, не мешая разговаривать каким-то важным господам и нарядным женщинам, полувозлежавшим в креслах. Ровный полусвет смягчал и сглаживал все окружающее.
Василий подошел к бюро, за которым сидела полная, накрашенная дама в фиолетовом платье без рукавов. Ее жирные белые руки казались небольшими окороками. Он что-то тихо сказал ей, и она подала Василию ключ.
— Пошли в номер, — кивнул он мне.
Стесняясь своего вида, неловко ступая, я покорно поднялся за ним по лестнице на второй этаж. Василий безошибочно свернул вправо и распахнул дверь.
— Прошу, панове, в хоромы! — шутливо произнес он по-русски, пропуская меня вперед.
— Вот это да! — Я восхищенно смотрел на богатое убранство комнаты — на громадный стол с двумя телефонами, на стол поменьше у окна с радиоприемником, на диван и кресло, на широченную кровать и белые кафельные панели и блестящие никелированные краны ванной, видневшиеся в полуоткрытую дверь.
Василий потрогал телефон и сказал:
— По такому чудовищу можно позвонить в любой город. Факт.
— Мне некому пока звонить. Но, Василек, этот номер стоит колоссальных денег. К чему такая роскошь? Я не богат…
— Не волнуйся. Это же не твой Денвилл, а Ричмонд! Все в порядке. Факт. Заплачено за неделю вперед. Можешь располагаться. Сейчас перекусим с дороги, и в магазин. Хочу привести тебя в порядочный вид. Факт. Сбросишь свои приютские тряпки…
Василий развернул взятый из машины сверток.
— Коньяк высшей марки. Выпьем!
— Но ты ведь поведешь машину!
— Ну ничего! Выпьем немножко. Это не приютское пойло мадам Шерри.
Вымыв в ванной руки, мы уселись за стол. За окном Джеймс казался еще шире и оживленнее. Катера и маленькие суденышки без устали шныряли по реке.
Наполнив рюмки, мы чокнулись. Огненная жидкость обожгла горло, я закашлялся, но все же мужественно осушил рюмку до дна. Василий пил легко и не пьянел. Когда мы выпили по нескольку рюмок, поднялся:
— А теперь пора по магазинам! — Он открыл бумажник, показал мне толстенькую пачку долларов.
