По мере того как я раздевался, чувство беззащитности все более и более овладевало мной. Синехалатники внимательно ощупывали каждый шов пиджака, брюк, рубашки, выворачивали карманы, надрезали подкладку бритвой, что-то выискивая, и их физиономии были беспристрастны и замкнуты. Они добросовестно обшарили чемодан, свалив содержимое в кучу. Отложили в сторону только томик Пушкина, письма Клары и клочки из газет с объявлениями о работе. Покончив с обыском, заставили меня растопырить пальцы на руках, нагнуться, открыть рот, точно я мог что-нибудь запрятать под язык. Я больше уже не роптал, покорно подчиняясь их безмолвным жестам.
Случилось что-то непонятное и ужасное. Я оказался во власти этих людей-автоматов. Кто-то им приказывает, и они автоматически выполняют приказ. Если им прикажут освободить меня, они освободят. Прикажут посадить на электрический стул, также равнодушно исполнят и это. Они просто части огромного механизма, с тупым могуществом которого я не в силах бороться. Наконец, осмотрев все, они велели одеться, оставив на скамейке только галстук, шнурки от туфель и брючный ремень.
— Пошли, — шепотом сказал один из синехалатников, указывая мне на выход. Я покорно встал между ними, и мы вышли во двор. Во всех этажах светились окна, и за занавесками мелькали силуэты людей. Я невольно удивился, как быстро наступил вечер.
— Куда вы меня ведете?
Идущий впереди синехалатник, не оборачиваясь, процедил сквозь зубы:
— У нас вопросов не задают, запомни это.
Мы прошли наискось весь двор без единой травинки, пустынный и тихий, и остановились у желтой узкой полоски полуоткрытой двери.
Конвоиры пропустили меня вперед, и я попал в душевую, облицованную белым кафелем. Так же молча сунули мне в руки крохотный кусочек мыла, жестом указали, чтобы разделся и мылся под душем Я встал под теплую струю воды. Затем они дали мне полосатую куртку, такие же старые, но чистые штаны и пару войлочных туфель. Провели каким-то закоулком в длинный коридор, освещенный сильными лампами. По обе стороны коридора тянулись двери с круглыми отверстиями на высоте глаз, прикрытые железными кружочками. По полу стлалась толстая резиновая дорожка, заглушая шаги. Тишина по-прежнему преследовала нас, и бесшумно поднявшийся надзиратель с ключами у пояса казался таинственным и странным. Его огромная фигура подавляла своей неуклюжестью, казалось, он еле двигался. Не глядя на меня, надзиратель взял бумажку у провожатых и стал читать про себя, шевеля толстыми губами. Конвоиры отсутствующе смотрели на него и, когда он кончил читать, ушли. Ключник повернулся ко мне и указал на рамку на стене:
