— Пауль, за мной! Держись за шторм-леер!
Я догадался, что шторм-леер — это канат, протянутый вдоль борта. Схватившись за него, побежал за Оскаром по скользкой палубе. И вовремя. Волна с борта, изогнувшись хищным зверем, накрыла нас, палуба провалилась под ногами, и, если бы не спасательный канат, меня унесло бы в океан. С ворчанием утаскивая деревянные рундуки и доски, волна схлынула с палубы, и мы, переводя дыхание, мокрые, побежали дальше, к мачте.
— Задраить трюмы, дьяволы! — закричал боцман.
С трудом натягивая твердый, негнущийся брезент, матросы удерживали его с четырех углов трюма, а Оскар и я, вооружившись топорами, начали забивать клинья в пазы. Крепкий брезент жег ладони. Не обращая внимания на боль, я обухом топора загонял клин в паз. Слава богу, все в порядке. Теперь вода не просочится в трюмы.
Но боцман не унимался:
— Все на ботдек! Принайтовить шлюпки!
Не зная, как это делается, я поспешил под ударами волн за Оскаром, цепко хватаясь за мокрые поручни трапа, стараясь делать все так, как мой товарищ. Но тут позади нас сорвалась лебедка и, грохоча по железной палубе, подхваченная волной, исчезла за бортом, как перышко. Боцман суеверно перекрестился, что-то закричал, а мы с Оскаром привязали к шлюпбалкам лодку и поспешили к другой шлюпке. Около второго трюма матросы также неустанно взмахивали топорами и ломами, стараясь загнать рассыпавшиеся на палубе чугунные трубы в свои гнезда.
А волны, все более огромные, свирепо ползли на пароход. Не успели закрепить шлюпки — как другая работа. Осыпая проклятиями небо и старшего помощника капитана, бросились на другой конец судна к трюмам.
Наконец продрогшие и промокшие до нитки мы спустились в кубрик. Здесь блаженное тепло. Негритенок Джим принес деревянное блюдо с кусками остро пахнущей солонины и фасолью.
— Опять тухлятина! — заворчал Оскар. — Не успели сняться с якоря, а уже кормят из бочонка капитана Дрейка.
— Жри, что дают! — хмуро отозвался старшин матрос Тедди, с жадностью накидываясь на фасоль. Его, как и меня, приняли на судно перед самым выходом в рейс, и он был еще полон береговой ненасытностью к пище. Все молча уселись за стол, вяло поддевая ложками горячую фасоль с солониной.
Негритенок, пыхтя от тяжести, поставил на стол бачок с бурдой, отдаленно напоминающей кофе. Выпив кружку этой жидкости, я устало залез на койку и, не успев даже ответить на какой-то вопрос Оскара, провалился в яму сна под шум бушующего океана.
