Выбрал Борис поположе рытвину, спустился; двинул Ветра в бурьяны. Храпел конь, косился — очумел, что ли? Скачками, екая селезенкой, вынес на другой бок буерака. Следом увязалась и Агнеса. Корнет тоже заупрямился, не хотел лезть в чащобу; получил стека. Догнала.
— Верно Наталья говорит, где-то в этой балке стая волков, а?
— Не диво. В такой дичи не только волки, табун схо-ваться может.
— Мы как вырвались…
— Боязно?
— У нас и ружья нет…
Прикрываясь ладошкой, щурилась на синедонное облако; проследила за тенью.
— Во-он, возле кургашка… Тень. Доскачем?
Сорвался галопом. Изогнувшись, отводила лицо от метавшейся гривы. Борис дал повод взыгравшему Ветру.
Корнет, пеня удила, топтался на кургашке. Всадница, побледневшая, с такими же разгоряченными глазами, как и у лошади, встретила упреком:
— Пока собрался… Тучка наша уж во-он куда утащила свою тень.
— Тут их по степи… Погоняйся за всеми.
Агнеса обидчиво шевелила побелевшими ноздрями. От Павла ускакала бы. Этот дикарь тревожил, возбуждал любопытство. Чем расшевелить его? Пошла на хитрость; качаясь в седле, подтыкала пальцы под взмокрев-шие подпруги.
— Вроде ослабли… Не свалюсь?
— На земле очутишься.
Откинувшись на луку, она деланно рассмеялась.
— А хотел, чтобы я упала?
— Падай.
Тревожно забилась в крике сорокопутка: бурый, с черными острыми крыльями подорлик рыскал н-ад сурчинами. Поискала ее Агнеса, разбирая поводья, спросила:
— Борис, у тебя барышня есть?
— Кисет она, что ли? В карман ее не положишь. Где-то, значит, есть…
Небесной синью вспыхнули у нее глаза — нашла, чем уколоть:
— Весело ей, наверно, с тобой… Представляю.
Борис, перегнувшись, ощупывал легкое английское седло, хмуро буркнул:
— В аккурате седловка.
Подчиняясь неясному чувству, тревожившему ее, Аг-неса обхватила ладонями его щеки и ткнулась в обветренный рот. Ошпарила дончака — скрылась в темневшей балке.
Рукавом мазнул Борис по губам. Свесился с седла, подобрал в траве дымящийся окурок. У буерака натолкнулся на Федора, выбиравшегося на гору. Низом, у зарослей, осторожно ступал по кочкам белый араб Гнило-рыбова; подъесаул держал на изготовку боевую винтовку. Вдалеке, на этом боку, отрешенные от общего дела, рядком держались хозяйская дочка и ротмистр. За буераком, сбившись в кучу, совещались офицеры; пан, привстав на стремена, водил рукой, как бы охватывая излучину. В сторонке — денщики и дворовые с пятнистыми борзыми на поводках.
— Что у вас? Со всего маху перелетела буерак. А теперь во-он носится, как очумелая.
